Форум

Ладанка
А. Матвиенко

В святом углу из-за иконы взяв ладанку,
На шею сыну мать одела со слезой.
С казачьей сотней он уходит спозаранку
За Русь Святую на смертельный бой.
Крошил германца на войне казак без страха,
Не посрамил отца и деда честь.
От матери вскормлен отвагой –
Крестов и шрамов на груди не перечесть.
В двадцатых-злых ты не ушел в Константинополь,
От моря шел с полсотней удальцов.
Во сне тревожном видел баз, у хаты – тополя,
Мать у печи, а у ворот – жену с мальцом.
До хутора у Дона – ходу лишь полночи.
Кипит от радости, вперед летит душа.
Вдруг красных сотня с яра что есть мочи…
И срезались насмерть, кость о металл кроша.
Осталось трое с полусотни, красных больше.
Казаки – с места и в карьер, лишь пыль пошла.
Спасай-ка голову мою, мой конь, как в Польше.
Пять верст до Дона, через Дон – и дома я.
А он, родной, подмыл утес водой могучей.
Ведь не успеем спешится, браток, убьют.
И конь, как птица, распрощался с кручей –
Лишь волны кругом по воде идут.
Давай, гнедой, плыви, руби стремнину,
Лишь пуль оспины роют гладь воды.
Вон хату видно, лестницы хребтину,
А за сараем – заросль лебеды…
А в спину – тук, как будто шмель вонзился.
Рукой тянулся, чтобы жало отодрать.
Недотянулся, в повод мертво уцепился,
Конь вынес мертвого. А дом – рукой подать.
Весь хутор хоронил. Двоих доплывших
Забрали ночью, днем же к яру увели…
… И за икону – ладанку с крестами павших.
В сундук – папаху… Память… Соль земли…
Прошли года. И сорок первый грянул громом.
Малец, тогда стоящий с мамкой у ворот,
Теперь казак! С ладанкой на груди прощался
с домом,
Жену и сына целовал – он шел на фронт.
Во все века, на всем Руси просторе
Вдруг враг попрет и загремит набат.
Под знамя шли, с своей судьбой не споря,
Будь он казак лихой иль стар, и даже млад.
Казак гнал немца из-под Сталинграда.
Под Курском его смелый эскадрон
Рейд по тылам провел,
Срубая бошки гадам.
Врагу несли погибельный урон.
На гимнастерке места нет наградам,
Но главная из них не на виду –
На шее ладанка висела, сердце – рядом.
В грудь пуля – пулю-дуру отведу.
В атаке, захлебнувшись диким криком,
Лишь шашка молнией блестит в его руке.
Удар под грудь, отцовской ладанкой прикрытой.
Он ранен. Сердце ж бьется в казаке.
… Опять проходят годы чередою –
Восьмидесятый год в казачьей стороне.
Осенний призыв. Хуторских ребят гурьбою
В автобус грузят долг отдать стране.
У одного парнишки под рубахой
Ладанка гнутая – фашистской пули след.
Поклон отбил крестам, что с дедовой папахой
Хранила бабка в сундуке уж много лет.
Не уронил солдат отца и деда чести –
В Баграме встретил свой двадцатый год.
Но в сердце нет к простым афганцам мести,
Душман не в счет, с ружьем в зеленке ждет.
Вел бетеэр свой, караваны прикрывая.
На перевале духи «мухой» подожгли,
Патрон последний по врагу стреляя,
Себе берег, пока на помощь не пришли.
Один живой. Один из экипажа.
Изранен, еле теплится душа.
В руке же – ладанка, рука чернее сажи.
Трясет. Несли его, едва дыша.
Но вылез он, ведь был по жизни сильным.
Казачьей жилы той, чей крепок дух.
Идут года, а мира нет на всей планете.
Твой сын во сне в кроватке закричал.
И под подушку ладанку при лунном свете
Ему кладешь… И мальчик замолчал.

Газета «Время» № 39, 27 сентября 2003 г.
Станица Луганская