Внимание! На форуме запрещено оставлять сообщения оскорбительного, нецензурного, порнографического характера и сообщения экстремистской направленности, угроз и призывов к межнациональной розни. Такие сообщения будут удаляться, а участники форума оставляющие такие сообщения будут блокироваться. Также напоминаю об уголовной ответственности за сообщения такого характера. Администратор.
Посвящается памяти отца Георгия Николаевича Устинова.
СЕСТРА ТАТЬЯНА
Романтическая Трагедия (Новая, окончательная версия пьесы):
Сценическое переложение глав романа Петра Николаевича Краснова «От Двуглавого Орла к Красному Знамени»
Молодежный Казачий Театр «Белая Гвардия» 2010 год Действующие лица:
Сестра Татьяна Алеша Карпов Сестра Валентина От автора Верцинский Казимир Казимирович – подпоручик Саблин Александр Николаевич – генерал Государь Николай Александрович Сестра Рита Дурново Шаповалов – унтер офицер 10.Семенов Варлам Николаевич – полковник 11Санитар Сергей Александрович… …Солдаты, …Кайзер, …немецкие солдаты, …раненые.
КАРТИНА I
Звучит мотив «РОССИЯ» И. Талькова (В темноте звук атаки, крики ура) Выстрел. ГОЛОС СОЛДАТА – Ваше Благородие, что с вами? Вы ранены? АВТОР – В бою 11-го сентября 1915 года под Железницей хорунжий Алексей Павлович Карпов был ранен в грудь из пулемёта. АЛЕША КАРПОВ – Все было адски хорошо. АВТОР – Это выражение, «адски хорошо», «адски прекрасно», у него осталось от кадетского корпуса и вырывалось не произвольно, как он не следил за собою. Бой под Железницей был первый серьёзный бой в котором он учавствовал. Он не мог двигать руками и ногами, значит, руки и ноги целы. Он ранен в грудь. Пустяки. Он думал о том, как придет Государь, и спросит его: ГОСУДАРЬ – Вы ранены? ГОЛОС АЛЕШИ – Пустяковая рана КАРПОВА – Не стоит беспокоиться Ваше Величество! АВТОР – Почему его должен спрашивать Государь, он не мог и сам объяснить себе. Откуда возьмется Государь, это было второстепенно. Но весь разговор с ним рисовал себе вполне ясно. Он вступал постепенно из мира действительности в мир грез, и это было «адски» хорошо СЕСТРА ВАЛЕНТИНА – Вы знаете, где находитесь? В каком городе? АЛЕША КАРПОВ – В Царском Селе. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА – Да, в лазарете Государыни Императрицы. Старшая сестра - сама Императрица, Сестра Татьяна – Великая Княжна Татьяна Николаевна и иначе их не приказано называть. АЛЕША КАРПОВ. – В котором часу операция? СЕСТРА ВАЛЕНТИНА – Между десятью и одиннадцатью. И пожалуйста, молодой человек, не волноваться. АЛЕША КАРПОВ – Я и не волнуюсь вовсе.
(Все уплывает, сквозь полусон Алеша слышит:)
СЕСТРА ВАЛЕНТИНА – Татьяна Николаевна, помогите же… АЛЕША КАРПОВ (в полубреду): Скажите, пожалуйста, как бой? СЕСТРА Татьяна: Продолжается. АЛЕША КАРПОВ: Вы знаете, было адски здорово… СЕСТРА ВАЛЕНТИНА: Не болит? АЛЕША КАРПОВ: Совсем не больно, я и не чувствую, где рана. Только дышать больно. (Улыбается) АВТОР – Алеша Карпов был юноша девятнадцати лет, еще не знавший любви. Он не ухаживал в Новочеркасске ни за институтками, ни за гимназистками, и для них у него было одно полное презрения название – ДЕВЧОНКИ. Женщину он любил, как рыцарь. И только две женщины в это время полонили его ума сердце: - одна была мать, которую он любил чистою святою любовью. Вторая женщина, которую он знал только по портретам – сказочно прекрасная, необыкновенная Царица, за которую он должен отдать жизнь. В кабинете у отца в Новочеркасске висел ее портрет с русыми волосами и мальчиком на руках. Эту женщину окружали четыре девочки. Вся эта семья казалась Алеше Карпову особенной семьей. На них можно было смотреть, молиться за них, и с молитвою за них умереть. СЕСТРА ТАТЬЯНА – Как вы себя чувствуете, Карпов? АВТОР: Он узнал её. Узнал ту, портрет которой висел у них в гостиной, на кого смотрели, как на образ, и за кого молились ежедневно в семье. АЛЕША КАРПОВ – Отлично. Боль совсем прошла. Мне так хорошо. СЕСТРА ТАТЬЯНА – Где же это вас так ранило? Наш хирург сказал мне, что вас ранили, шагов с тридцати. Вы были так близко к неприятелю? Вы видели его лицо? АЛЕША КАРПОВ – Я едва не захватил пулемет. Если бы меня не ранили, я бы своими руками его схватил. А то меня ранили, я перевернулся, точно меня кто в бок толкнул, потом побежал, гляжу, а Баранников уже колет германца, а Лиховидов и Скачков тянут пулемет. Вы знаете, Ваше Императорское Высочество, германец был цепью прикован к пулемету. Он, может быть, и хотел бы убежать, да не мог. СЕСТРА ТАТЬЯНА – Не называйте меня так. Зовите меня – сестра Татьяна. (улыбаясь) – Кто такой Баранников? АЛЕША КАРПОВ – Баранников – это казак Усть-Белокалитвенской станицы. Вот молодчина, ей Богу Ваше Импер… сестра Татьяна…(смутился) СЕСТРА ТАТЬЯНА – Так что же Баранников? АЛЕША КАРПОВ – Баранников увидал, что я ранен, и кричит: «Ничего, ваше Благородие, я за вас его приколю». И штыком прямо в живот. Адски лихо это вышло. Только это надо с начала рассказать. Очень хорошее дело. СЕСТРА ТАТЬЯНА – Расскажите с начала, если вам не трудно. Грудь у вас не болит? АЛЕША КАРПОВ – Видите.… Это было 11-го сентября ночью. Бои шли два месяца. Подвезли патронов. А то мы ведь почти без патронов были. Да… пять суток наша дивизия, еще два казачьих полка и три батальона пехоты отбивались от немцев. Три раза днем, два раза ночью они в атаку ходили. Ну, только шагов на шестьсот подойдут, а мы их из винтовок и пулеметов ошпарим, они и назад. На 12-ое сентября начальник дивизии генерал Саблин… СЕСТРА ТАТЬЯНА – Александр Николаевич? АЛЕША КАРПОВ – Так точно. Александр Николаевич. СЕСТРА ТАТЬЯНА – Я его хорошо знаю. И покойную жену его знала, и детей знаю. Сына его убили в ночной атаке. Что он? Как? АЛЕША КАРПОВ – Удивительный человек! Его солдаты и казаки прямо обожают. Ну, любит он каждого! Придешь к нему, задачу получишь, расскажет так ясно, хорошо, обстоятельно, а потом говорит: «Ну, идите с Богом!». И так это скажет, что действительно, будто Бог помогает. А строг. В Камень-Каширском казаки, не нашего полка, побаловались – сапожника ограбили… и все говорят: «так и надо». Не грабь, казак не грабитель. И знаете, сестра Татьяна, у нас в дивизии всегда все есть, обо всем он подумает, и все он делает так особенно хорошо. Так вот, приказал он нам в ночь на 12-ое сентября взять Железницу. Вторая бригада – казаки и гусары, в первую линию. Мы, значит, идем с фронта, а гусары с правого фланга. Ночи лунные были. Полная луна. Железница стоит среди болот, а кругом большие леса. Ну, только лето сухое было, болота сильно пересохли, не только что ходить можно – ездить можно. Мы бы на конях ее взяли, да были там две болотные канавы – ни перепрыгнуть, ни перелезть их на лошадях никак нельзя. Через то и приказ был дан – идти пешком. В шесть часов мы поседлали и пошли лесом на свое место, где батареи стояли. В девятом часу были на месте. Ровно в девять атака назначена. За полчаса артиллерия должна была начать подготовку, и зажечь деревню, чтобы нам его было видно, а он что бы, значит, нас со света не видал. Ну, говорю вам, все придумано у него было адски хорошо. Артиллерия зажгла деревню почти, что в раз, с первого снаряда. Ну, стреляла она у нас, просто замечательно. А мы стоим в лесу на конях. Не слезаем. Командир полка, полковник Протопопов, старичок такой, сидит на коне возле знамени и пригорюнился. Толи боится толи еще что – не разберу его. Уже девять часов прошло, а он ничего, значит, не начинает. А луна уже высоко так поднялась. Ночь тихая, теплая, светлая. Сосны стоят, каждую веточку видно. Видно, как сквозь деревья луна пятнами пробивает на землю, на казаков, на знамени играет. А знамя у нас новое, в 1914 году пожалованное. Лик Святителя кротко глядит с него, серебро сверкает. Лошади стоят тоже тихо, не вздыхают даже. Вы знаете, Ваше Императорское Высочество, она, лошадь-то понимает войну, знает, когда можно, когда нельзя. Верите, когда по лесной дорожке крались, так у меня такое впечатление было, что лошади, точно на цыпочках шли, так легко, осторожно. У германца, возле деревни, его окопы были, тишина. Наши батареи примолкли. Надо идти, а мы стоим. И, знаете, я ненавидеть даже стал полка командира, потому что чувствую, что он просто трусит, боится идти на штурм… И вдруг видим, едет Саблин, генерал. Вороная кобыла под ним, английский гунтер, я знаю: Ледой звать. «Полковник Протопопов!» - кричит генерал Саблин – «Что же вы?! О чем вы думаете?! Пора наступать, полковник! Командуйте: слезай!» Спешились мы. Раскинулись цепью по лесу. Много их, так много, ужас. И не спят. Разговор слышен. Офицеры ходят. И так мне страшно стало, Ваше Императорское Высочество… СЕСТРА ТАТЬЯНА. Сестра Татьяна… или называйте Татьяна Николаевна. АЛЕША КАРПОВ. Слушаюсь, Татьяна Николаевна! Да и так мне стало страшно. Все тут вспомнил. И маму, и дом наш и корпус, так вот казалось, что непременно они убьют. «Четвертая, встать!» - крикнул командир полка – «Направление на горящую деревню!» Я встал и пошел. Ноги как пудовые. Земля такая ровная, идти под уклон, казалось бы, легко так, а я еле ноги от земли отдираю. И чувствую, что один иду. Оглянуться страшно. Понимаю, что если оглянусь, то просто умру от страха, ну, однако оглянулся. Вижу, идут казаки. Много, вижу, винтовки наперевес держат, тогда у нас все со штыками были. И так мне сразу легко и весело стало, и ноги пошли свободно. Впереди горел пожар, сверху светила луна, и вдруг впереди вспыхнула яркая линия огоньков, и сильный треск ружей оглушил нас. Засвистали и защелкали пули. Мы все легли как подкошенные. Лежим, стреляем. Поползли назад. Вдруг, вижу, выбегает впереди наш казак Сережников. Ростом косая сажень. Первый силач был в пулеметной команде. Пулемет, как игрушку в руках держит. «Эй, вы…» - кричит - «…я постреляю его из пулемета, а вы, братцы – атакуй!» Тут все встали и закричали: «Ура!». Бежим. Вижу, немцы от нас бегут. То-то. Адски весело стало на душе. Ну, так хорошо! Внутри точно праздничные колокола звонят. Бегу вперед, кричу что-то. Вбежали мы в деревню. Вижу посреди улицы окопчик, а за ним пулемет и каска видна. Солдат немецкий стреляет. Я кричу: «Баранников, Скачков – на пулемет!» Тут меня и звездануло в бок. Ну, я только приостановился, а все бегу. Взяли пулемет. Тогда я сел. Кровь горлом пошла… СЕСТРА ТАТЬЯНА. Да вы герой, Карпов! Как ваше имя? Я молиться за вас буду. АЛЕША КАРПОВ. Меня зовут Алеша. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Как моего брата. Я буду звать вас тоже Алексей. Вы позволите? Что с вами? АВТОР. Алеша плакал слезами радости, слезами неизъяснимого волнения и счастья.
КАРТИНА II
АВТОР. Из всех чувств, чувство первой любви является самым сильным и самым острым. Первая любовь возникает вдруг, с первого взгляда. Но особенно мучительной становится она, когда не только не имеет удовлетворения, но не имеет даже надежды на взаимность. Такою первою любовью заболел Алеша Карпов, едва только Татьяна Николаевна отошла от него и скрылась из комнаты. Его любовь была особенно сильна потому, что Татьяна Николаевна была прелестное создание, обладала чудесными волосами, прекрасными глазами и была пропитана святостью своего происхождения. Она была царская дочь, царевна. Ни одна греховная мысль не вязалась с нею. АЛЕША КАРПОВ (сидя на кровати). Любимая моя! Моя любовь… моя милая… вот придешь ты снова ко мне и сядешь на этом стуле. АВТОР. Ему хотелось поцеловать стул, на котором она сидела, но было совестно. Алеша положил на него руку, но стул был холодный. Он не сохранил ее тепла. АЛЕША КАРПОВ. Что я скажу тебе? Что я попрошу у тебя? Я попрошу тебя дать поцеловать твою белую руку, и я прижму ее к губам, потом переверну и буду целовать твою маленькую, розовую ладонь, всю в нежных складочках и бугорках. АВТОР. В мечтах Алеша говорил Татьяне Николаевне – ты. В мечтах она любила его такою же святою, чистою любовью и давала целовать свои ручки. АЛЕША КАРПОВ. Чем отплачу я тебе за твои ласки? Чем отвечу на твое внимание? О... если бы я был художник, я нарисовал твое прекрасное лицо, я подарил бы его тебе! Если бы я был певец, я пел бы гимны любви тебе – моей золотой! Но те песни – казачьи, что я только и умею петь, они не для твоих золотых ушей. О если бы я мог быть поэтом, я написал бы в честь твою чудные стихи, равных которым нет на свете. Но я солдат и могу отдать тебе только свою жизнь. АВТОР. Алеша вдруг увидел, как он со своим разъездом возьмет в плен самого Вильгельма. Алеша Карпов.Что же, разве не может это быть? (Неожиданнно в разных концах сцены появляются Скачков,Баранников,Семерников). Скачков. Ваше Благородие! Баранников.Ваше Благородие,какие будут приказания? Семерников.Ваше Благородие, а пулемет брать? Алеша Карпов.Отставить пулемет! Идем в глубокий немецкий тыл.Мы пробрались глубоко в тыл за германские войска. Со мной Скачков, Баранников и Семерников – все лихачи Усть-Белокалитвенницы, еще семнадцать таких же удальцов гундоровцев. Ночью прокрались мы за сторожевое охранение и сделали семьдесят верст по шоссе. На рассвете мы напали на немецкую заставу гвардейского полка. Перебили сонных германцев. Одного оставили, допросили. АЛЕША КАРПОВ. Что за застава? НЕМЕЦКИЙ ОФИЦЕР. Сам Кайзер тут ночует. АВТОР. Казаки сели на немецких лошадей. Вот мчится автомобиль. В нем знакомая по картинкам и карикатурам фигура. Кайзер едет на позицию. АЛЕША КАРПОВ. Стой! Halt! АВТОР. С револьверами набрасываются на шоферов. Кайзер схвачен могучими руками Семерникова, дежурный флигель-адъютант, связанный лежит на дне автомобиля. Шоферы угрожаемые револьверами мчатся к русской позиции. Вывешен белый флаг. АЛЕША КАРПОВ. Я, хорунжий Карпов, хитростью взял в плен императора Вильгельма, доставьте меня в штаб армии. Я прошу как милости лично доставить Кайзера к Государю. И вот я в ставке.
(Выходит Государь.К Государю подходит генерал Саблин с телеграфной лентой в руках).
Генерал Саблин.Ваше Императорское Величество! Германия просит мира и сдается на милость победителя. ГОСУДАРЬ. (Обращаясь к Карпову).Чем я могу наградить вас, хорунжий? Я отдам вам полцарства и сделаю вас самым приближенным человеком. Просите, что хотите вы еще в награду за спасение Родины? АЛЕША КАРПОВ. Ваше Величество! Мне не нужно никакой награды. Я совершил этот подвиг, чтобы прославить вашу дочь – Великую Княжну Татьяну Николаевну! Мне ничего не нужно. Наградите только моих казаков… ГОСУДАРЬ. Я отдам вам в жены мою дочь. Вы достойны ее. Таня, ты согласна?
(За спиной Государя появляется улыбающееся лицо Сестры Татьяны.)
Голос санитара Сергея Александровича.Сестра Валентина! Карпову плохо.
(Кровать Карпова окружают сестра Татьяна,сестра Валентина,санитар Сергей Александрович и оказывыают ему медицинскую помощь).
КАРТИНА III
АВТОР. Этот день, святой, прекрасный день, Алеша всю жизнь будет помнить его. Если бы у него были деньги, он купил бы маленькое, хорошенькое колечко, вроде обручального, только с камнем, и вырезал бы на нем священное число – 23 сентября. Она подошла к нему и принесла ему цветы. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Ну вот, вы паинька у нас, вам теперь можно вставать и ходить. АЛЕША КАРПОВ. Это вам я обязан. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Почему мне? АЛЕША КАРПОВ. Почему… я не могу вам этого сказать, Татьяна Николаевна. Вы на меня рассердитесь. СЕСТРА ТАТЬЯНА. На что же я рассержусь? Разве вы хотите обидеть меня и скажете что-либо худое? АЛЕША КАРПОВ. Могу ли я сказать или сделать что-либо худое для вас? СЕСТРА ТАТЬЯНА. Думаю, что нет. Вы хороший офицер. Вы мне очень нравитесь. Если бы много, очень много было таких офицеров как вы, мы победили бы немцев. АЛЕША КАРПОВ. Мы победим, Татьяна Николаевна. Видит Бог, мы победим их! СЕСТРА ТАТЬЯНА. Противные они! Но все-таки, что, же это такое, чего вы не могли сказать мне? АЛЕША КАРПОВ. Я хотел вас попросить о великой милости. Ну, как нищему подать. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Что же вы хотите? АЛЕША КАРПОВ. Я очень прошу вас…. Дайте мне поцеловать вашу руку. АВТОР. Она засмеялась коротким грудным смехом и протянула пухлую ручку всю в маленьких складочках. Алеша схватил ее обеими руками и прижал к своим губам. Горячие губы обожгли руку Великой Княжны, и мураши побежали по ее телу. Она не отнимала руки. Его горячие пальцы быстро перевернули пухлую руку и покрывали ладонь горячими поцелуями любви. Она взяла руку. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Ну, довольно, какой вы чудак. АВТОР. И быстро нагнувшись, она приложила свои полные, нежные губы к его горячим губам, и сейчас же вышла. Алеша не мог лежать больше, ему хотелось петь, кричать о своем счастье, ходить, прыгать, танцевать. Он встал и пошел по палате. АЛЕША КАРПОВ. Верцинский Казимир Каземирович, вы спите? ВЕРЦИНСКИЙ. А, это вы Карпов. Что такое? В чем дело? АЛЕША КАРПОВ. Я задушить вас хочу, Казимир Каземирович, вы понимаете, я счастлив! ВЕРЦИНСКИЙ. С чем вас и поздравляю! Только, пожалуйста, меня не трогайте. Рубцы подживать стали и рана не гноится. АЛЕША КАРПОВ. Казимир Каземирович, вы знаете, что такое любовь? ВЕРЦИНСКИЙ. Да вы что, юноша, влюблены, что ли?
(Алеша утвердительно кивает головой.)
…Ну, значит пропали. Юноша, только дурак может любить в настоящее время. АЛЕША КАРПОВ. Казимир Каземирович, да нет… ну, в самом деле, неужели вы не знаете, что такое любовь? ВЕРЦИНСКИЙ. Любовь, или влюбленность, юноша, это различать надо. Вот вы как похудели. Вы в грудь ранены. Смотрите, еще чахотку наживете. АЛЕША КАРПОВ. Ну, влюбленность, не всели равно?
(Присаживается к Верцинскому.)
ВЕРЦИНСКИЙ. Влюбленность, это выписывание на песке вензелей своей возлюбленной, это, юноша, чувство глупое и не достойное мужчины. АЛЕША КАРПОВ. Скажете тоже! Как вам не стыдно Казимир Каземирович. И вовсе вы не такой, вы только так на себя напускаете. ВЕРЦИНСКИЙ. Нет, юноша, локонов от милых девушек никогда не брал. И на сердце в виде амулета не носил, ибо это глупо. АВТОР. Алеша представил себе, сколько радости ему доставил бы локон Татьяны Николаевны, и блаженно улыбнулся. ВЕРЦИНСКИЙ. Вижу, юноша, что вы не согласны. Ну, что делать. Но предупредить вас считаю обязанным, ибо может быть, отчасти благодаря вам, попал в этот образцовый лазарет и на пути к выздоровлению. АЛЕША КАРПОВ. И не благодарны за это ей, нашей Царице, старшей сестре. ВЕРЦИНСКИЙ. Нисколько, юноша. Она обязана это сделать, и она и сотой доли своего долга не отдала мне. АЛЕША КАРПОВ. Обязана? Но почему? За что она обязана? А делать самой операцию надо мною? Возиться над моим телом, ходить за мной, тоже обязана? ВЕРЦИНСКИЙ. Эх, юноша! Вы слыхали, что такое садизм? АЛЕША КАРПОВ. Нет. ВЕРЦИНСКИЙ. Ну ладно. А о половой психопатии, или истерии слыхали? АЛЕША КАРПОВ. Очень мало. ВЕРЦИНСКИЙ. Все они, и старшая сестра и ее дочери в лучшем случае больные женщины – истерички. АЛЕША КАРПОВ. Как вы можете это говорить? ВЕРЦИНСКИЙ. Продукт вырождения, юноша. Вы не смотрите на то, что они телом такие здоровые, сильные, могучие, хотя Татьяна и телом худовата. Это бывает. В здоровом теле есть такой нервный излом и вот от этого-то нервного излома, и идет это все. И лазарет с красивыми офицерами и игры с ними, а более того – Распутин. АВТОР. Это страшное имя было произнесено. Алеша боялся, что с этим грязным именем будет связана та, кого он любит больше жизни. О Распутине он не знал ничего определенного, но так много уже слыхал. Заставить молчать Верцинского, уйти от него он уже не мог. ВЕРЦИНСКИЙ. Ни меня, ни штабс-капитана, вашего соседа, у которого вчера отняли ногу по бедро, а сегодня он умер, сами не оперировали, даже и не глядели на нас. Мы им не интересны. Тут смотрят и оперируют молодых, красивых, которые бьют чувственность, раздражают нервы. Вы куда ранены, в грудь? АЛЕША КАРПОВ. В грудь. ВЕРЦИНСКИЙ. Счастливец! Что же, совсем теперь уйдете из этой мерзости? АЛЕША КАРПОВ. Я вас не понимаю. Куда уйду? ВЕРЦИНСКИЙ. Ну, куда-нибудь в тыл. Командиром поезда или этапа, словом подальше от прелестей войны. АЛЕША КАРПОВ. О нет! Я только немного поправлюсь, и опять в полк. Я рад и не рад, что меня ранили. Рад потому, что это доказательство, что я по настоящему был в бою. Меня с тридцати шагов ранили. Я уже шашку вынул, чтобы рубить. Не рад потому, что пришлось покинуть полк. Может быть надолго. ВЕРЦИНСКИЙ. И, слава Богу, что он вам не надоел! АЛЕША КАРПОВ. Полк? Боже мой. Полк для меня все! Там моя семья. Папу убили в прошлом году на войне, мама в Новочеркасске теперь в лазарете – сестрою. ВЕРЦИНСКИЙ. Вы казак? АЛЕША КАРПОВ. Да, Донской казак. ВЕРЦИНСКИЙ. – А! АВТОР. Верцинский оглядел его любопытными злыми глазами. ВЕРЦИНСКИЙ. На военную службу, значит пошли по личному призванию? АЛЕША КАРПОВ. Да. ВЕРЦИНСКИЙ. Или папа с мамой так воспитали? АЛЕША КАРПОВ. Я не могу представить себе жизнь иначе, как на военной службе. С тех пор, как я себя помню, я носил погоны, шашку и ружье. Первые слова, которые я произнес, были слова команды и первая песня, которую я пропел, была военная казачья песня. А потом корпус, где все было адски лихо, и наша славная школа. ВЕРЦИНСКИЙ. Ваша фамилия? АЛЕША КАРПОВ. Хорунжий Карпов. Мы из тех Карповых, прадед которых в 1812 году… ВЕРЦИНСКИЙ. Простите, мне это не интересно. У нас с вами разные мировоззрения. Вас ваша рана радует, а меня моя,- глубоко оскорбляет нравственно, как величайшая несправедливость. Военную службу я всегда ненавидел и презирал. Военные мне были отвратительны. Я не умею снять штык с винтовки. Меня уважали как ученого и эксплуатировали как репетитора, для командирских детей. Меня уговорили держать для проформы экзамен на прапорщика запаса. Да, юноша, я приобрел это почетное звание и с этим званием попал на войну офицером и помощником ротного командира. Я окончил классическую гимназию с золотой медалью, я пошел на филологический факультет и теперь я преподаватель латинского языка и один из лучших латинистов. Мои произведения о Сенеке переведены на все европейские языки. Я стихами, размером подлинника перевел почти всего Овидия Назона и если бы я кончил эту работу, я стал бы европейски известен. Чувствуете, юноша? Меня полтора года гоняли по полям Галиции, я должен был стрелять по своим братьям чехословакам, я должен был забыть, что я почти профессор латинской литературы и в довершении всего, меня ранили в живот. Скажите, юноша, это справедливо? У меня есть семья, жена и дети. Двое детей, которых я, конечно в погончики не наряжаю и ружей им не дарю. Как, по-вашему, за что я пострадал? Вы мне, право, нравитесь. В вас есть какая-то античная красота во взоре. Может быть, вашими устами и услышу я ту правду, которой нет, я умру, менее страдая от несправедливости. Вот, скажите вы мне, юный и прекрасный, как греческий бог, за что я буду умирать? АЛЕША КАРПОВ. За Веру, Царя и Отечество. ВЕРЦИНСКИЙ. (хохочет) В Бога я не верю. Образованный человек не может верить в Бога. Да, учение Христа очень высокое филосовское учение, но мы знаем философов которые еще глубже брали этот вопрос, нежели Христос. Умирать за Веру? За какую? Православную? Но я крещен в католической вере и не исповедую никакой. Вы сказали за Царя. Но я социал-демократ, почти анархист, я готов убить вашего царя, а не умирать за него сам. Отечество для меня весь мир. Для культурного человека двадцатого века – нет слова Отечество. Это понятие дикарей, это понятие гибнущих стран. Вот ваш современный писатель Горький – он понял, что гордо звучит слово – человек, а не русский, или там поляк. АЛЕША КАРПОВ. Как же вы тогда шли в бой?! ВЕРЦИНСКИЙ. Вот в этом-то юноша, вся трагедия и заключается. Мне хотелось крикнуть солдатам одно: остановитесь безумцы! Куда вы идете? На смерть!? На раны!!? Стойте! Вы боитесь суда, расстрела! Убейте вот их – вот этих офицеров, убейте генералов и по домам! Нет войны. Нам солдатам, она не нужна. Я готов был сказать это. Но пуля в это время меня сразила и я упал.… Да, это дополнение к Распутину, к той страшной гангренозной язве, которая поразила Императорский Дом накануне его падения. Закон истории не миновать – распутинскую язву видят все, не видите только вы, одурманенный самою глупою болезнью – влюбленностью. АЛЕША КАРПОВ. Кто такой Распутин? ВЕРЦИНСКИЙ. Распутин – любовник истеричной Царицы и купленный императором Вильгельмом негодяй, притворяющийся идиотом Распутин – это альфа и омега надвигающейся русской революции,- ее краеугольный камень и последняя капля, переполняющая чашу русского самодержавия. И поэтому, юноша, чем наглее вы будете действовать, тем больше шансов у вас на успех. Помните одно, на невинность вы не надейтесь. Распутин давно перепортил девочек! АЛЕША КАРПОВ. Как же вы говорите, что Распутин краеугольный камень русской революции!? Вы называете его гнилым мерзавцем.… Но если на этой мерзости и грязи вы построите русскую революцию, то что же она будет представлять из себя, как не ужасную мерзость. И не верю я вам! И ни в какую революцию я не верю! Мы казаки, не допустим этого! ( Алеша ложится на кровать и смотрит в окно)
АЛЕША КАРПОВ. ( Себе) Это гнусная клевета. Это выдумка этих страшных людей, от которых меня всегда предостерегал отец и воспитатели корпуса, это наглая клевета социалистов. АВТОР. Алеша проснулся. Затекшая голова вспотела и сильно бил в виски пульс. Во всем теле была истома, и не хотелось шевелиться. Хотелось снова закрыть глаза, чтобы продолжался этот волшебный сон.
( Появляется сестра Валентина )
СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Ну, вот вы поправились и вполне оздоровели. Я скажу доктору, и вам разрешат прогулки на воздухе. А там пошлем вас на месяц или на два в санаторию в Крым, и вы будете снова так здоровы, как будто бы вас никто не ранил.
(Сестра Валентина хотела уйти)
АЛЕША КАРПОВ. Сестра Валентина! Сестра Валентина! СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Что, дорогой мой? АЛЕША КАРПОВ. Сестра Валентина, устройте так, чтобы мне отсюда никуда не уезжать. Не нужно Крыма. Я поправлюсь здесь много лучше. А отсюда прямо на фронт и там – умереть. Скажите мне. Сестра Валентина.… Скажите правду. Для меня это так важно,… что такое Распутин? И есть ли хотя что-либо.…Осмелился ли он.…И ее Императорское высочество Великая Княжна Татьяна Николаевна… СЕСТРА ВАЛЕТИНА. Как вам не стыдно, Карпов? Верить этой гнусной клевете. Эти прекрасные девушки, отдавшие свою молодость работе по уходу за ранеными, чистые как первый снег. Они ненавидят Распутина, и Распутин никогда к ним не приближается. Да и вообще все то, что рассказывают про Распутина и его влияние на старшую сестру, неправда. Распутин застращал ее своим колдовством и влиянием на здоровье наследника. Старшая сестра больна от этого. Ее пожалеть надо. Вы, офицеры, должны всеми силами бороться с этой страшной клеветой, пущенной нарочно врагами России, чтобы свалить и уничтожить Россию, Карпов! Вот идет она. Посмотрите в ее чистые, честные, прекрасные глаза, неужели вы можете поверить, что эти глаза могут лгать? К вам идет девушка, полная святой чистоты и прекрасной христианской любви к ближнему. Ее можно только боготворить! АЛЕША КАРПОВ. Я обожаю ее!
(К постели Алеши подходит Татьяна Николаевна.)
СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Татьяна Николаевна! Мы с Карповым только что говорили о вас. У вас еще новый поклонник. Вы покоряете сердца нашей армии. АЛЕША КАРПОВ. Умереть за вас, Ваше Императорское Высочество, вот что было бы величайшее счастье для меня! СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Карпов совсем молодцом, Татьяна Николаевна. У вас легкая рука. Все ваши раненые быстро поправляются. Вот и Карпову мы сегодня устроим ванну, и если врач позволит и рана не откроется, завтра мы разрешим ему прогулки и переведем в отделение для выздоравливающих. Благодарите Сестру Татьяну, Карпов. Ваше положение перед операцией мы считали почти безнадежным. Сердце было так близко, а нагноение остановить казалось невозможным. АЛЕША КАРПОВ. Я не знаю, как мне благодарить. Что я могу? Я могу только умереть за вас сестра Татьяна. Я умру в бою за вас. АВТОР. Он смотрел на Татьяну Николаевну такими влюбленными глазами, что Татьяна Николаевна смутилась. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Как ужасно умер Никольский. Все не хотел, чтобы ему ногу отнимали. И вот видно поздно было. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Что делать, Татьяна Николаевна, неисповедимы пути Господни. Видно Богу так угодно. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Говорят прекрасный офицер. Отличный батарейный командир. Осталась семья. Мы были на панихиде. У него красавица жена и трое малюток детей. Лейте же ваш чай Карпов, мы вам мешаем. Я вам намажу масло на хлеб, хорошо? АВТОР. Белые пальцы ловко намазали булку маслом. Алеша приподнялся, и стыдливо прикрывая свою грудь и шею одеялом, начал есть эту булку как какой-то священный хлеб. СЕСТРА ТАТЬЯНА. (Поправляя цветы.) Вянут мои хризантемы, ну ничего, я вам принесу новых. Как хорошо, что вас скоро переведут в палату для выздоравливающих. Там гораздо веселее. Ольга будет играть на фортепьяно, мы будем играть в рубль. Вы знает эту игру, Карпов? АЛЕША КАРПОВ. Нет, я не знаю. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Это просто. Я вас научу… АВТОР. Да, все клевета. Это … работа бесов-разрушителей России, работа, не останавливающаяся ни перед чем, даже перед этой невинной красотой. Татьяна Николаевна казалась еще прекраснее, еще дороже. Точно он потерял ее и теперь нашел снова, царевна сказки снова была с ним. Разговор с Верцинским был чудовищный кошмар, и Верцинского он ненавидел теперь всеми силами своей души. Татьяна Николаевна сидела против него и ласково болтала и слушала рассказы Алеши про полк, про знамя, про казаков, про то, как страшно идти в головном разъезде и напряженно ждать глухого стука выстрела и свиста пули. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА.Почему она так тает,похудела,побледнела:влюблена?Есть немножечко,но не всерьез.Вообще, атмосфера сейчас царит,тоже не внушающая спокойствия.Как только конец перевязок,Татьяна Николаевна идет делать впрыскивания,а затем усаживается вдвоем с К.Последний много и горячо болтает с милой деткой.Варвара Афанасьевна в ужасе,а что если бы на эту сценку вошла бы Нарышкина,мадам Зизи, то умерла бы...Милое детское личико Татьяны Николаевны,ничего ведь не скрывает.Мне жутко становится.Ведь остальные-то завидуют,злятся,и воображаю, что плетут по городу.Бедная детка!(Обращается к сестре Татьяне). Простите Татьяна Николаевна. Я пойду. Надо принести и приготовить белье из прачечной. Сегодня ожидается поезд с раненными юго-западного фронта. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Я пойду с вами. До свидания ,Карпов. Будьте умницей. Знайте, что вы мне дороги.
(Верцинский проснулся.)
АВТОР. Татьяна Николаевна прошла мимо, даже не посмотрев на Верцинского. Она догадывалась о той злобе и непримиримой ненависти, которая была к ней в этом человеке. Кивнула Алеше головкой и демонстративно гордо прошла мимо постели Верцинского.
КАРТИНА V.
АВТОР. В просторной столовой отделения для выздоравливающих кто-то из персонала читает свои стихи.
Порой случается на свете Чего никто никак не ждал. Пример: в Дворцовом лазарете Произошел большой скандал. Кто ж виноват,иль виновата Как вспыхнуть мог такой пожар? Ответ: бутыль денатурата И неуклюжий санитар. И легкомысленного слова, Я не скажу,не ждите,нет. Взгляните на лицо Фролова И прочитайте в нем ответ.
(Публика хохочет, читавший уходит,а на смену ему выходит под аплодисменты санитар Сергей Александрович).
Санитар Сергей Александрович: В багровом зареве закат шипуч и пенен, Березки белые горят в своих венцах, Приветствует мой стих младых Царевен И кротость юную в их ласковых сердцах Где тени бледные и горестные муки, Они тому, кто шел страдать за нас, Протягивают Царственные руки, Благословляя их к грядущей жизни час. На ложе белом, в ярком блеске света, Рыдает тот, чью жизнь хотят вернуть… И вздрагивают стены лазарета От жалости, что им сжимает грудь. Все ближе тянет их рукой неодолимой Туда, где скорбь кладет печать на лбу. О, помолись, святая Магдалина, За их судьбу. Заканчивает читать. Санитары и раненые бурно аплодируют. ВХОДЯЩИЙ В КОМНАТУ ОФИЦЕР – Сергей Александрович срочно к тяжелому больному.(Публика продолжает аплодировать). СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ – Благодарю вас господа (уходит) АВТОР - В углу Карпов сидел с сестрой Ритой Дурново. К сестре Рите его влекло одинаковое страстное чувство обожания ко всей царской семье. РИТА ДУРНОВО. Наш родной прадед был Суворов. У нас у всех, у моих сестер и братьев над постелями висит последнее завещание Суворова: «Сие завещаю вам: - беспредельную преданность Государю Императору и готовность умереть за Царя и Родину». АЛЕША КАРПОВ. Да, выше этого ничего нет. Знайте, сестра Рита, что я давно таю в себе страстное желание умереть на войне. В меня поймете, сестра Валентина тоже понимает…. Вы услышите скоро, что я убит. Тогда скажите Татьяне Николаевне, что это я для нее убит. РИТА ДУРНОВО. Вы влюблены в нее, как я вас понимаю, Алексей Павлович! Правда, в нее нельзя не влюбиться именно так, чтобы не умереть за нее. Ведь она сама греза. Вы знаете, что я посвятила всю себя им. Для меня нет ничего выше, ничего лучше, как им служить. Что бы ни было, я останусь им верна. Я никогда и нигде их не покину, хотя бы это мне стоило жизни. АЛЕША КАРПОВ. А разве что-нибудь грозит им? РИТА ДУРНОВО. Ах, не знаю, не знаю. Но говорят…. И временами так страшно становится от этих разговоров. Скажите, Алексей Павлович, вы уверены в верности своих казаков? АЛЕША КАРПОВ. О, да! Вы знаете, сестра Рита, что наш казак и солдат, сколько я понимаю, сам ничего худого не сделает. Нужны вожаки. Его может повести на хорошее или худое только интеллигенция, только офицеры. РИТА ДУРНОВО. Как офицеры? Я наблюдаю их здесь, в лазарете, кроме того у меня шесть братьев. Знаете, Алексей Павлович, страшно становится. Все лучшее погибло на полях Пруссии и Галиции, во имя спасения Франции. Вот неделю тому назад мы хоронили штабс-капитана Никольского. Какой это был офицер! И сколько таких мы схоронили. У меня брат офицер лейб-гвардии егерского полка, - он мне говорил, что не узнает полка. Восемьдесят процентов новых людей, прапорщики ускоренных выпусков из студентов и гимназистов, люди совершенно не имеющие гвардейских традиций. И так везде! Здесь стоят запасные батальоны гвардии. Я вижу офицеров, - я молода, неопытна, но я вижу, что это не то. Как позволяют они себе говорить, про священную особу Государя, как ведут себя в вагонах железной дороги и в трамваях. Я гляжу, и мне страшно. А что, если это начало конца? О, никогда, никогда, чтобы ни случилось, я их не покину. Мой прадед, завещал мне беспредельную преданность и с нею я умру. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Рита, - что вы так шепчетесь с Карповым?
(Сели за стол.)
…Карпов, сюда.
(Он сел рядом с ней.)
АВТОР. У всех играющих руки были под столом. Один молодой поручик гвардейского пехотного полка, раненый в руку и уже совершенно оправившийся, внимательно следил за лицами и за движениями плеч играющих, стараясь угадать, у кого из них в руках остановился серебряный рубль. Сидевшие за столом нарочно толкали друг друга, перешептывались, делая вид, что стараются незаметно передать рубль через соседа, чтобы ввести в заблуждение отгадчика… ОТГАДЧИК. Карпов, у вас?
(Карпов показал пустые ладони.)
…Карпов знал, что рубль давно находится в мягких и нежных пальчиках Татьяны Николаевны и что по молчаливому соглашению между ними, он никуда дальше не пойдет. АЛЕША КАРПОВ. Татьяна Николаевна, ради Бога, никому не передавайте рубля, отдайте его мне навсегда, на память, и кончите игру. ОТГАДЧИК. Каппель, ну у вас? СЕСТРА ТАТЬЯНА. Господа, господа, давайте лучше играть в отгадывание мыслей, - и говоря это, она еще раз сжала руку Алеши, и оставила в ней горячий рубль.
КАРТИНА VI/
АВТОР. Полтора месяца были для Алеши горение на медленном огне. Ежедневные встречи, милые недомолвки, ласки взглядом, пожатием руки, маленьким подарком, то цветов, то конфет, то книги. То она расскажет ему про свои шалости с Алексеем, которого все сестры боготворили, или про то, как в недавнюю поездку Анастасия Николаевна забралась в вагоне на сетку для багажа, укуталась пледом, взяла пузырек с водою и капала из него на голову старому генерал-адъютанту, к великому смущению ее, Ольги и Марии; то он станет рассказывать ей про казаков, про жизнь в станице, про Новочеркасск. Казаки в его описании выходили идеальными людьми, сказочными героями, чудо-богатырями. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Как я рада, что они такие, а то говорят, что они плохо сражаются и много грабят. АВТОР. Однажды он напомнил ей, про «чудный день 23 сентября». СЕСТРА ТАТЬЯНА. Да что было? АЛЕША КАРПОВ. Я был так счастлив тогда. Я думал, что умру от счастья. Вы поцеловали меня тогда. ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА. Ах, да! Мне было, тогда так жалко вас. АЛЕША КАРПОВ. Я поклялся в тот день, что я умру за вас. АВТОР. Татьяна Николаевна подумала, что на войне офицеры должны умирать, без этого не будет победы. Она серьезно посмотрела на Алешу. Ей стало жалко его. Но это его дол, подумала она и для него это счастье – умереть за Родину. ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА. Старайтесь не думать об этом. Вы хороший, Карпов. Я хочу, чтобы вы всегда были хорошим. Любите меня. Мне сладко и хорошо сознавать, что такие люди как вы любят меня. Но не думайте о глупостях. Поцелуй – это глупости. Этого не надо. Но помните о 23 сентября. Всегда помните. Может быть, вам станет когда-либо очень трудно, вы вспомните о том, что я люблю вас, что я молюсь за вас, и вам станет легко. АВТОР. Алеша знал теперь то, что он сделал под Железницей, уже не казалось ему геройством. Он сделает теперь большее, он явится к ней с орденом Святого Георгия, явится истинным героем, и ставши на колени перед Государем, будет просить руки его дочери, на правах народного героя. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Карпов, сестра Татьяна желает вас видеть, пройдите в приемную.
(Идут с сестрой Валентиной в приемную.)
СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Вот он наш беглец. Все на фронт, на фронт, и не подлечился как следует.
(Сестра Валентина уходит.)
СЕСТРА ТАТЬЯНА. Я хотела попрощаться с вами, мама приказала передать вам ее благословение. Сама она не может принять вас. Она посылает вам этот крестик и Евангелие.
(Надевает на него крестик, кладет ему руки на плечи.) СЕСТРА ТАТЬЯНА. Прощайте, Карпов. Да хранит вас Бог!
(Крепко целует в губы, Целуются, Когда поцелуй закончился, оба пугаются своего первого поцелуя в жизни.)
СЕСТРА ТАТЬЯНА. Не забывайте меня.
(Протягивает ему колечко.)
СЕСТРА ТАТЬЯНА. Прочтите. АЛЕША КАРПОВ. (Читает.) Сестра Татьяна 23 сентября 1915 год. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Дайте я надену,
(Надевает кольцо, крепко пожимает руку Алеше.)
СЕСТРА ТАТЬЯНА. Прощайте!
(Уходит, Алеша остается один.)
КАРТИНА VII.
ГЕНЕРАЛ САБЛИН. У вас что? ШАПОВАЛОВ. Ротмистру Михайличенко Анна второй степени с мечами вышла за Железницкий бой, и хорунжему Карпову Георгиевское оружие присудили. Третьего дня из штаба армии прислали. А тут ваша телеграмма подошла, что вы обратно едете. Начальник штаба приказал вас обождать. На завтра к трем часам их вызывают… ПОЛКОВНИК СЕМЕНОВ. (Входя и перебивая Шаповалова.) Вы не рассердитесь, Ваше Превосходительство, что я на сегодня вызвал награждаемых орденами и георгиевских кавалеров? Может быть, вы устали с дороги и вам хотелось бы отдохнуть? ГЕНЕРАЛ САБЛИН. Пустяки, какие. Варлам Николаевич, съездим с вами верхом к корпусному командиру, а к часу, я думаю и обратно. Успею отдохнуть. ПОЛКОВНИК СЕМЕНОВ. Какое? Такие жмоты в штабе армии! Только маленький крестики темляк. А ведь, поди, деньги на всю шашку выписали. Мошенство! ГЕН. САБЛИН. Экая досада. Мне так хотелось дать ему хорошую шашку, с клинком хорошим, чтобы память осталась. Потом он сыну, а тот внуку передал бы. И отец был отличный офицер. К Георгиевскому кресту был представлен, да не дождался, бедняга, на Ниде убит. СЕМЕНОВ. Дело поправимое. Если, Ваше Превосходительство, разрешите произвести маленькие денапсы. ГЕН. САБЛИН. А как? Хотелось бы сегодня. СЕМЕНОВ. Я достану. Тут в штабе Кубанского полка, верстах в двадцати отсюда, на прошлой неделе, продавали вещи убитого есаула и в том числе отличную кавказскую шашку. Настоящая гурда. Клинок каемный, с золотой турецкой надписью, отделана – загляденье! Серебро с золотом и чернью. Простота и художественность рисунка удивительные. Назначили цену триста рублей. Сами знаете, такие деньги не всякий осилит. Шашка осталась непроданной. Разрешите послать ваш автомобиль, а деньги мы как-нибудь из хозяйственных сумм выведем. ГЕН. САБЛИН. Зачем так? (Доставая бумажник) Порадовать молодого, достойного офицера, мне доставит громадное удовольствие. Я плачу. Вы только постарайтесь мне и беленький крестик в нее вставить. СЕМЕНОВ. Будет сделано! Шофер Петров отличный слесарь. К трем часам так сделаем, у Александры Петровны бархатную подушку с ее диванчика попросим и на подушке преподнесем.Я так рад,что нам удастся порадовать Карпова. ГЕН. САБЛИН. Хороший офицер. Семенов.Его мечта - умереть на войне.Вы знаете,он был в Лазарете Императрицы и очарован.Мне кажется,он безумно влюблен в Великую Княжну Татьяну Николаевну. Ген.Саблин.Ну, это не страшно. Семенов.Он грезит умереть героем и только бы ее об этом уведомили. Ген.Саблин.Мальчишество. Семенов. И право, есть много хорошего в этом мальчишестве. Ген.Саблин.Спасибо, Варлам Николаевич! Так постарайтесь. СЕМЕНОВ. Будет исполнено, Ваше Превосходительство!
КАРТИНА VIII.
ГЕН. САБЛИН. (Перед строем.) Герои Железницы! Именем Государя Императора поздравляю вас Георгиевскими кавалерами. СТРОЙ. Покорнейше благодарим, Ваше Превосходительство! ГЕН. САБЛИН. Носите эти кресты с честью! Помните, что этот крест Святого Великомученика Георгия, обязывает вас и в бою, и в мирной жизни вести себя так, как надлежит вести Георгиевскому кавалеру. Вы должны быть образцом для других людей своего взвода храбрости и честного исполнения долга, перед Царем и Родиной. И когда придете вы в родные села и деревни, каждый и там будет смотреть на вас, как на кавалера и вы должны вести себя честно, быть трезвыми и разумными работниками на счастье России и на радость нашему великому Царю. СТРОЙ. Постараемся, Ваше Превосходительство! ГЕН. САБЛИН. Хорунжий Карпов!
(Карпов подходит к Саблину из строя)
ГЕН. САБЛИН. Именем Государя Императора и по постановлению Георгиевской думы, я счастлив, хорунжий Карпов, передать вам это оружие храбрых. Пусть из рода в род передается оно у вас, как память о вашем славном подвиге. КАРПОВ. Рад стараться, Ваше Превосходительство! ГЕН. САБЛИН. (Шепотом.) Хотите, я пошлю ей телеграмму? КАРПОВ. Кому? ГЕН. САБЛИН. Татьяне Николаевне. КАРПОВ. О, да, если можно. ГЕН. САБЛИН. Ну, конечно же, вы напишете письмо.
(Ординарец надевает на Карпова новую шашку, снимая с него старую, под гимн «Боже Царя храни».)
КАРТИНА IX.
СЕСТРА ВАЛЕНТИНА.(в зал): Интересная рука у Татьяны Николаевны: линия судьбы вдруг прерывается и делает резкий поворот в сторону. Уверяют, что должна выкинуть что-то необычное.(Сестре Татьяне): Татьяна Николаевна, вам письмо. СЕСТРА ТАТЬЯНА. От кого? СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. От Саблина. Не ожидали? СЕСТРА ТАТЬЯНА. Да ведь он герой, Валентина Ивановна, опять атаковал в конном строю, и тяжелые пушки взял. Давайте прочтем вместе.
(Откуда-то за спиной появляется генерал Саблин.)
САБЛИН. Этот юноша, горя беспредельной преданностью к Августейшему Родителю Вашему и нежностью, преисполненной благодарности любовью к вам, Ваше Императорское Высочество, за ваше полное самопожертвование, и ухаживание за ним в лазарете Ее Величества, решил отдать жизнь свою ради вас. Посланный мною на штурм, он просил передать вам Татьяна Николаевна, что он счастлив, умереть за вас с вашим именем на устах. Он убит пятью пулями, когда первый бросился на неприятельские укрепления. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Вы знаете, генерал Саблин пишет, что Карпов убит. Карпов, который лежал в нашем лазарете, умер героем за меня. Я не помню совсем этого Карпова. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Ну, разве? С маленькими черными усами. Он писал вам великим постом, что получил Георгиевское оружие. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Ах, тот! Зайчик! Я его зайчиком прозвала. Такой он был робкий и славный. Точно и правда пушистенький. Я ему колечко подарила, а мама Евангелие. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Я его отлично помню. Совсем еще юноша, чистый, как ребенок. Он так был предан Вам и Государю. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Вы не помните его имени, сестра Валентина, я хочу записать его в свое поминание. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Алексей.
(Встала со стула и вышла из комнаты.)
СЕСТРА ТАТЬЯНА. (Выбегая из приемной.) Надо это письмо показать маме, Ольге, Марии с Настасьей! Офицеры так умирают за нас. Они верноподданные!
Зольдатен! Официрен! Европа есть нихт гут! И кто не есть ариец, Настанет тем капут!
Мы их завоевали, А толку ни на грош - У глюпых европейцев Богатства не найдешь!
Во Франции - лягушки, А в Англии - туман. Под рюсские богатства Подставим свой карман.
Фашистский офицер:
Я-я, карман!
Фашистские солдаты (хором на 3/4):
Напиться пива каждый рад, Нам пиво друг, геноссе, брат, Ха-ха, ха-ха, ха-ха-ха-ха-ха, Ха-ха-ха-ха-ха, ха-ха!
(пьют пиво и машут кружками в такт)
Шнапс фашисты уважают И войну не начинают, Не напившись допьяна Шнапса-ха, ха-ха, ха-ха!
(звучит фашистский марш)
Фашистский генерал:
Форвертс, марш!
Все фашисты в состоянии алкогольного возбуждения маршируют по кругу и горланят фашистские песни.
2 ДЕЙСТВИЕ
Лето 1941 года. Русская деревня.
Земля Русская:
Опять явилась немчура Сосиски жрать с капустой Пройдут, насрут, не уберут, От этого мне грустно.
Фашистские солдаты идут строем, фашистский генерал едет на машине, фашистский офицер на танке.
Все (хором):
Ой пришли мы Землю Русскую топтати! Уж как станем мы хозяйничать как дома! Курки, яйки, млеко, сало отнимати, Повсеместные устраивать погромы!
А жидов, большевиков и комиссаров Отведём мы за околицу на речку И поставив на крутом на бережочке Из пу-пу, из пулемета расстреляем!
Кто ж помочь порядку новому захочет - Станет нам служить и будет полицаем, Десять тысяч марок, дом большой с участком, И коровы две в награду тот получит!
(расходятся по деревне и начинают бесчинствовать) Русские крестьяне:
Уж целых двадцать пять годов не приходил германец Утащит мясо из кастрюль, со сковородок - смалец.
Фриц (тащя со двора поросенка):
Русиш кляйне швайн - зер гут! Будет щас ему капут!
Матвей:
Дык он ко мне во двор полез?! Пойду выкапывать обрез...
(уходит в сторону леса)
Ганс (бегает за петухом):
Цып-цып-цып, ну как он глюп! Не шагает к нам на суп!
Ванюша (уходя за дедом):
Это наш советский кочет, В суп фашистский он не хочет!
Ганс падает в лужу, не поймав петуха. Фашистские солдаты гогочут.
3 ДЕЙСТВИЕ
Летнее утро 1942 года. Фашистский офицер купается в бочке. На нем фашистская фуражка.
Воспой германский вермахт, Арийский трубадур Залог победы нашей Есть водный процедур!
Поодаль фашистские солдаты в касках и трусах, гогоча вбегают в речку.
Фашистские солдаты едят зеленый лук и зелёные яблоки.
4 ДЕЙСТВИЕ
Летний вечер 1943 года. Фашистские солдаты, поужинав, храпят по избам. Фашистский офицер продолжает купаться.
Фашистский офицер:
Я-я! Карошо! Ошень карошо!
Видит партизан, и с криком "Партизанен!" ныряет, зажав уши и нос. На поверхности воды плавает фашистская фуражка.
Фашистские солдаты:
Партизанен! Гитлер капут! Выпрыгивают в подштанниках из окон.
Матвей:
Хенде хох! Хальт!
Фашистские солдаты сбиваются в кучу и подымают руки. Ванюша бьет поленом по бочке с водой. Фашистский офицер, дрожа, вылезает, и, подняв руки, бредет в плен. ФИНАЛ
Зимний лес 1944 года. Посреди него стоит Матвей с автоматом. Он огромен. За его спиной по сугробам плетется нескончаемая вереница пленных немцев. Поодаль видится подбитый фашистский танк.
Матвей (спокойно и величаво):
Били мы монголов, били мы татар, Били византийцев, били и хозар, Печенегов-половцев и литву-поляков. Немцы-крестоносцы тоже лезли в драку.
(расходится)
А потом и шведам в Полтаве наподдали, В Пруссии соседней с победой побывали. Справились с французом (до Парижа гнали) И мятежных горцев успешно усмиряли.
А в войну гражданскую кто только не лез - Всем по морде дали, забери их бес! Дали и Америке, дали и Европам, Дали и японцам - всех пинком под жопу!
(кидает оземь шапку и потрясает кулачищем)
Били, бьём и будем бить мы супостата! А поможет в этом нам могучий атом. Лётчики-герои самолёты заведут, И по всей планете бомбы развезут!
Отправлено: 12.01.11 16:29. Заголовок: Прослушивание и каст..
Прослушивание и кастинг актеров спектакля "Сестра Татьяна" каждый четверг с 19 до 22 часов в Государственном выставочном зале "Ходынка" Метро "Октябрьское поле" ул. Ирины Левченко д. 2. Телефон 8 499 198 76 84
Отправлено: 12.02.11 21:55. Заголовок: К трагедии Устинова...
К трагедии Устинова. Стихи Сергея Есенина: В багровом зареве закат шипуч и пенен, Березки белые горят в своих венцах, Приветствует мой стих младых Царевен И кротость юную в их ласковых сердцах Где тени бледные и горестные муки, Они тому, кто шел страдать за нас, Протягивают Царственные руки, Благословляя их к грядущей жизни час. На ложе белом, в ярком блеске света, Рыдает тот, чью жизнь хотят вернуть… И вздрагивают стены лазарета От жалости, что им сжимает грудь. Все ближе тянет их рукой неодолимой Туда, где скорбь кладет печать на лбу. О, помолись, святая Магдалина, За их судьбу.
Отправлено: 13.02.11 19:22. Заголовок: 2 авторский вариант "Сестра Татьяна"
Михаил Устинов
Посвящается памяти отца Георгия Николаевича Устинова.
СЕСТРА ТАТЬЯНА
Романтическая Трагедия
Сценическое переложение глав романа Петра Николаевича Краснова «От Двуглавого Орла к Красному Знамени»
Молодежный Казачий Театр «Белая Гвардия» 2010 год
Действующие лица:
1. Сестра Татьяна 2. Алеша Карпов 3. Сестра Валентина 4. От автора 5. Верцинский Казимир Каземирович – подпоручик 6. Саблин Александр Николаевич – генерал 7. Государь Николай Александрович 8. Сестра Рита Дурново 9. Шаповалов – унтер офицер 10.Семенов Варлам Николаевич – полковник 11Санитар Сергей Александрович… …Солдаты, …Кайзер, …немецкие солдаты, …раненые.
КАРТИНА I
Звучит мотив «РОССИЯ» И. Талькова (В темноте звук атаки, крики ура) Выстрел. ГОЛОС СОЛДАТА – Ваше Благородие, что с вами? Вы ранены? АВТОР – В бою 11-го сентября 1915 года под Железницей хорунжий Алексей Павлович Карпов был ранен в грудь из пулемёта. АЛЕША КАРПОВ – Все было адски хорошо. АВТОР – Это выражение, «адски хорошо», «адски прекрасно», у него осталось от кадетского корпуса и вырывалось не произвольно, как он не следил за собою. Бой под Железницей был первый серьёзный бой в котором он учавствовал. Он не мог двигать руками и ногами, значит, руки и ноги целы. Он ранен в грудь. Пустяки. Он думал о том, как придет Государь, и спросит его: ГОСУДАРЬ – Вы ранены? ГОЛОС АЛЕШИ – Пустяковая рана КАРПОВА – Не стоит беспокоиться Ваше Величество! АВТОР – Почему его должен спрашивать Государь, он не мог и сам объяснить себе. Откуда возьмется Государь, это было второстепенно. Но весь разговор с ним рисовал себе вполне ясно. Он вступал постепенно из мира действительности в мир грез, и это было «адски» хорошо СЕСТРА ВАЛЕНТИНА – Вы знаете, где находитесь? В каком городе? АЛЕША КАРПОВ – В Царском Селе. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА – Да, в лазарете Государыни Императрицы. Старшая сестра - сама Императрица, Сестра Татьяна – Великая Княжна Татьяна Николаевна и иначе их не приказано называть. АЛЕША КАРПОВ. – В котором часу операция? СЕСТРА ВАЛЕНТИНА – Между десятью и одиннадцатью. И пожалуйста, молодой человек, не волноваться. АЛЕША КАРПОВ – Я и не волнуюсь вовсе.
(Все уплывает, сквозь полусон Алеша слышит:)
СЕСТРА ВАЛЕНТИНА – Татьяна Николаевна, помогите же… АЛЕША КАРПОВ (в полубреду): Скажите, пожалуйста, как бой? СЕСТРА ТАТЬЯНА: Продолжается. АЛЕША КАРПОВ: Вы знаете, было адски здорово… СЕСТРА ВАЛЕНТИНА: Не болит? АЛЕША КАРПОВ: Совсем не больно, я и не чувствую, где рана. Только дышать больно. (Улыбается) АВТОР – Алеша Карпов был юноша девятнадцати лет, еще не знавший любви. Он не ухаживал в Новочеркасске ни за институтками, ни за гимназистками, и для них у него было одно полное презрения название – ДЕВЧОНКИ. Женщину он любил, как рыцарь. И только две женщины в это время полонили его ума сердце: - одна была мать, которую он любил чистою святою любовью. Вторая женщина, которую он знал только по портретам – сказочно прекрасная, необыкновенная Царица, за которую он должен отдать жизнь. В кабинете у отца в Новочеркасске висел ее портрет с русыми волосами и мальчиком на руках. Эту женщину окружали четыре девочки. Вся эта семья казалась Алеше Карпову особенной семьей. На них можно было смотреть, молиться за них, и с молитвою за них умереть. СЕСТРА ТАТЬЯНА – Как вы себя чувствуете, Карпов? АВТОР: Он узнал её. Узнал ту, портрет которой висел у них в гостиной, на кого смотрели, как на образ, и за кого молились ежедневно в семье. АЛЕША КАРПОВ – Отлично. Боль совсем прошла. Мне так хорошо. СЕСТРА ТАТЬЯНА – Где же это вас так ранило? Наш хирург сказал мне, что вас ранили, шагов с тридцати. Вы были так близко к неприятелю? Вы видели его лицо? АЛЕША КАРПОВ – Я едва не захватил пулемет. Если бы меня не ранили, я бы своими руками его схватил. А то меня ранили, я перевернулся, точно меня кто в бок толкнул, потом побежал, гляжу, а Баранников уже колет германца, а Лиховидов и Скачков тянут пулемет. Вы знаете, Ваше Императорское Высочество, германец был цепью прикован к пулемету. Он, может быть, и хотел бы убежать, да не мог. СЕСТРА ТАТЬЯНА – Не называйте меня так. Зовите меня – сестра Татьяна. (улыбаясь) – Кто такой Баранников? АЛЕША КАРПОВ – Баранников – это казак Усть-Белокалитвенской станицы. Вот молодчина, ей Богу Ваше Импер… сестра Татьяна…(смутился) СЕСТРА ТАТЬЯНА – Так что же Баранников? АЛЕША КАРПОВ – Баранников увидал, что я ранен, и кричит: «Ничего, ваше Благородие, я за вас его приколю». И штыком прямо в живот. Адски лихо это вышло. Только это надо с начала рассказать. Очень хорошее дело. СЕСТРА ТАТЬЯНА – Расскажите с начала, если вам не трудно. Грудь у вас не болит? АЛЕША КАРПОВ – Видите.… Это было 11-го сентября ночью. Бои шли два месяца. Подвезли патронов. А то мы ведь почти без патронов были. Да… пять суток наша дивизия, еще два казачьих полка и три батальона пехоты отбивались от немцев. Три раза днем, два раза ночью они в атаку ходили. Ну, только шагов на шестьсот подойдут, а мы их из винтовок и пулеметов ошпарим, они и назад. На 12-ое сентября начальник дивизии генерал Саблин… СЕСТРА ТАТЬЯНА – Александр Николаевич? АЛЕША КАРПОВ – Так точно. Александр Николаевич. СЕСТРА ТАТЬЯНА – Я его хорошо знаю. И покойную жену его знала, и детей знаю. Сына его убили в ночной атаке. Что он? Как? АЛЕША КАРПОВ – Удивительный человек! Его солдаты и казаки прямо обожают. Ну, любит он каждого! Придешь к нему, задачу получишь, расскажет так ясно, хорошо, обстоятельно, а потом говорит: «Ну, идите с Богом!». И так это скажет, что действительно, будто Бог помогает. А строг. В Камень-Каширском казаки, не нашего полка, побаловались – сапожника ограбили… и все говорят: «так и надо». Не грабь, казак не грабитель. И знаете, сестра Татьяна, у нас в дивизии всегда все есть, обо всем он подумает, и все он делает так особенно хорошо. Так вот, приказал он нам в ночь на 12-ое сентября взять Железницу. Вторая бригада – казаки и гусары, в первую линию. Мы, значит, идем с фронта, а гусары с правого фланга. Ночи лунные были. Полная луна. Железница стоит среди болот, а кругом большие леса. Ну, только лето сухое было, болота сильно пересохли, не только что ходить можно – ездить можно. Мы бы на конях ее взяли, да были там две болотные канавы – ни перепрыгнуть, ни перелезть их на лошадях никак нельзя. Через то и приказ был дан – идти пешком. В шесть часов мы поседлали и пошли лесом на свое место, где батареи стояли. В девятом часу были на месте. Ровно в девять атака назначена. За полчаса артиллерия должна была начать подготовку, и зажечь деревню, чтобы нам его было видно, а он что бы, значит, нас со света не видал. Ну, говорю вам, все придумано у него было адски хорошо. Артиллерия зажгла деревню почти, что в раз, с первого снаряда. Ну, стреляла она у нас, просто замечательно. А мы стоим в лесу на конях. Не слезаем. Командир полка, полковник Протопопов, старичок такой, сидит на коне возле знамени и пригорюнился. Толи боится толи еще что – не разберу его. Уже девять часов прошло, а он ничего, значит, не начинает. А луна уже высоко так поднялась. Ночь тихая, теплая, светлая. Сосны стоят, каждую веточку видно. Видно, как сквозь деревья луна пятнами пробивает на землю, на казаков, на знамени играет. А знамя у нас новое, в 1914 году пожалованное. Лик Святителя кротко глядит с него, серебро сверкает. Лошади стоят тоже тихо, не вздыхают даже. Вы знаете, Ваше Императорское Высочество, она, лошадь-то начинает войну, знает, когда можно, когда нельзя. Верите, когда по лесной дорожке крались, так у меня такое впечатление было, что лошади, точно на цыпочках шли, так легко, осторожно. У германца, возле деревни, его окопы были, тишина. Наши батареи примолкли. Надо идти, а мы стоим. И, знаете, я ненавидеть даже стал полка командира, потому что чувствую, что он просто трусит, боится идти на штурм… И вдруг видим, едет Саблин, генерал. Вороная кобыла под ним, английский гунтер, я знаю: Ледой звать. «Полковник Протопопов!» - кричит генерал Саблин – «Что же вы?! О чем вы думаете?! Пора наступать, полковник! Командуйте: слезай!» Спешились мы. Раскинулись цепью по лесу. Много их, так много, ужас. И не спят. Разговор слышен. Офицеры ходят. И так мне страшно стало, Ваше Императорское Высочество… СЕСТРА ТАТЬЯНА. Сестра Татьяна… или называйте Татьяна Николаевна. АЛЕША КАРПОВ. Слушаюсь, Татьяна Николаевна! Да и так мне стало страшно. Все тут вспомнил. И маму, и дом наш и корпус, так вот казалось, что непременно они убьют. «Четвертая, встать!» - крикнул командир полка – «Направление на горящую деревню!» Я встал и пошел. Ноги как пудовые. Земля такая ровная, идти под уклон, казалось бы, легко так, а я еле ноги от земли отдираю. И чувствую, что один иду. Оглянуться страшно. Понимаю, что если оглянусь, то просто умру от страха, ну, однако оглянулся. Вижу, идут казаки. Много, вижу, винтовки наперевес держат, тогда у нас все со штыками были. И так мне сразу легко и весело стало, и ноги пошли свободно. Впереди горел пожар, сверху светила луна, и вдруг впереди вспыхнула яркая линия огоньков, и сильный треск ружей оглушил нас. Засвистали и защелкали пули. Мы все легли как подкошенные. Лежим, стреляем. Поползли назад. Вдруг, вижу, выбегает впереди наш казак Сережников. Ростом косая сажень. Первый силач был в пулеметной команде. Пулемет, как игрушку в руках держит. «Эй, вы…» - кричит - «…я постреляю его из пулемета, а вы, братцы – атакуй!» Тут все встали и закричали: «Ура!». Бежим. Вижу, немцы от нас бегут. То-то. Адски весело стало на душе. Ну, так хорошо! Внутри точно праздничные колокола звонят. Бегу вперед, кричу что-то. Вбежали мы в деревню. Вижу посреди улицы окопчик, а за ним пулемет и каска видна. Солдат немецкий стреляет. Я кричу: «Баранников, Скачков – на пулемет!» Тут меня и звездануло в бок. Ну, я только приостановился, а все бегу. Взяли пулемет. Тогда я сел. Кровь горлом пошла… СЕСТРА ТАТЬЯНА. Да вы герой, Карпов! Как ваше имя? Я молиться за вас буду. АЛЕША КАРПОВ. Меня зовут Алеша. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Как моего брата. Я буду звать вас тоже Алексей. Вы позволите? Что с вами? АВТОР. Алеша плакал слезами радости, слезами неизъяснимого волнения и счастья.
КАРТИНА II
АВТОР. Из всех чувств, чувство первой любви является самым сильным и самым острым. Первая любовь возникает вдруг, с первого взгляда. Но особенно мучительной становится она, когда не только не имеет удовлетворения, но не имеет даже надежды на взаимность. Такою первою любовью заболел Алеша Карпов, едва только Татьяна Николаевна отошла от него и скрылась из комнаты. Его любовь была особенно сильна потому, что Татьяна Николаевна была прелестное создание, обладала чудесными волосами, прекрасными глазами и была пропитана святостью своего происхождения. Она была царская дочь, царевна. Ни одна греховная мысль не вязалась с нею. АЛЕША КАРПОВ (сидя на кровати). Любимая моя! Моя любовь… моя милая… вот придешь ты снова ко мне и сядешь на этом стуле. АВТОР. Ему хотелось поцеловать стул, на котором она сидела, но было совестно. Алеша положил на него руку, но стул был холодный. Он не сохранил ее тепла. АЛЕША КАРПОВ. Что я скажу тебе? Что я попрошу у тебя? Я попрошу тебя дать поцеловать твою белую руку, и я прижму ее к губам, потом переверну и буду целовать твою маленькую, розовую ладонь, всю в нежных складочках и бугорках. АВТОР. В мечтах Алеша говорил Татьяне Николаевне – ты. В мечтах она любила его такою же святою, чистою любовью и давала целовать свои ручки. АЛЕША КАРПОВ. Чем отплачу я тебе за твои ласки? Чем отвечу на твое внимание? О... если бы я был художник, я нарисовал твое прекрасное лицо, я подарил бы его тебе! Если бы я был певец, я пел бы гимны любви тебе – моей золотой! Но те песни – казачьи, что я только и умею петь, они не для твоих золотых ушей. О если бы я мог быть поэтом, я написал бы в честь твою чудные стихи, равных которым нет на свете. Но я солдат и могу отдать тебе только свою жизнь. АВТОР. Алеша мечтал, как он со своим разъездом возьмет в плен самого Вильгельма. Что же, разве не может это быть? Он пробрался глубоко в тыл за германские войска. С ним Скачков, Баранников и Семерников – все лихачи Усть-Белокалитвенницы, еще семнадцать таких же удальцов гундоровцев. Ночью прокрались они за сторожевое охранение и сделали семьдесят верст по шоссе. На рассвете они напали на немецкую заставу гвардейского полка. Перебили сонных германцев. Одного оставили, допросили. АЛЕША КАРПОВ. Что за застава? НЕМЕЦКИЙ ОФИЦЕР. Сам Кайзер тут ночует. АВТОР. Казаки переоделись в немецкие мундиры и сели на немецких лошадей. Вот мчится автомобиль. В нем знакомая по картинкам и карикатурам фигура. Кайзер едет на позицию. АЛЕША КАРПОВ. Стой! Halt! АВТОР. С револьверами набрасываются на шоферов. Кайзер схвачен могучими руками Семерникова, дежурный флигель-адъютант, связанный лежит на дне автомобиля. Шоферы угрожаемые револьверами мчатся к русской позиции. Вывешен белый флаг. АЛЕША КАРПОВ. Я, хорунжий Карпов, хитростью взял в плен императора Вильгельма, доставьте меня в штаб армии. АВТОР. Там Алеша просит, как милости лично доставить Кайзера к Государю. И вот он в ставке.
(Выходит Государь.)
АВТОР. Ему уже все известно по телеграфу, что Германия просит мира и сдается на милость победителя. ГОСУДАРЬ. Чем я могу наградить вас, хорунжий? Я отдам вам полцарства и сделаю вас самым приближенным человеком. Просите, что хотите вы еще в награду за спасение Родины? АЛЕША КАРПОВ. Ваше Величество! Мне не нужно никакой награды. Я совершил этот подвиг, чтобы прославить вашу дочь – Великую Княжну Татьяну Николаевну! Мне ничего не нужно. Наградите только моих казаков… ГОСУДАРЬ. Я отдам вам в жены мою дочь. Вы достойны ее. Таня, ты согласна?
(За спиной Государя появляется улыбающееся лицо Сестры Татьяны.)
АВТОР. Ветер все рвет и рвет клочки белого дыма над трубой, и видно как шевелится железный флюгер на ней, тихо поворачиваясь то вправо, то влево. С березы срываются сухие, желтые листья и летят, куда-то уносясь в поля,… летят мечты и уносятся все дальше, и сладко сжимается сердце.
КАРТИНА III
АВТОР. Этот день, святой, прекрасный день, Алеша всю жизнь будет помнить его. Если бы у него были деньги, он купил бы маленькое, хорошенькое колечко, вроде обручального, только с камнем, и вырезал бы на нем священное число – 23 сентября. Она подошла к нему и принесла ему цветы. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Ну вот, вы паинька у нас, вам теперь можно вставать и ходить. АЛЕША КАРПОВ. Это вам я обязан. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Почему мне? АЛЕША КАРПОВ. Почему… я не могу вам этого сказать, Татьяна Николаевна. Вы на меня рассердитесь. СЕСТРА ТАТЬЯНА. На что же я рассержусь? Разве вы хотите обидеть меня и скажете что-либо худое? АЛЕША КАРПОВ. Могу ли я сказать или сделать что-либо худое для вас? СЕСТРА ТАТЬЯНА. Думаю, что нет. Вы хороший офицер. Вы мне очень нравитесь. Если бы много, очень много было таких офицеров как вы, мы победили бы немцев. АЛЕША КАРПОВ. Мы победим, Татьяна Николаевна. Видит Бог, мы победим их! СЕСТРА ТАТЬЯНА. Противные они! Но все-таки, что, же это такое, чего вы не могли сказать мне? АЛЕША КАРПОВ. Я хотел вас попросить о великой милости. Ну, как нищему подать. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Что же вы хотите? АЛЕША КАРПОВ. Я очень прошу вас…. Дайте мне поцеловать вашу руку. АВТОР. Она засмеялась коротким грудным смехом и протянула пухлую ручку всю в маленьких складочках. Алеша схватил ее обеими руками и прижал к своим губам. Горячие губы обожгли руку Великой Княжны, и мураши побежали по ее телу. Она не отнимала руки. Его горячие пальцы быстро перевернули пухлую руку и покрывали ладонь горячими поцелуями любви. Она взяла руку. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Ну, довольно, какой вы чудак. АВТОР. И быстро нагнувшись, она приложила свои полные, нежные губы к его горячим губам, и сейчас же вышла. Алеша не мог лежать больше, ему хотелось петь, кричать о своем счастье, ходить, прыгать, танцевать. Он встал и пошел по палате. АЛЕША КАРПОВ. Верцинский Казимир Каземирович, вы спите? ВЕРЦИНСКИЙ. А, это вы Карпов. Что такое? В чем дело? АЛЕША КАРПОВ. Я задушить вас хочу, Казимир Каземирович, вы понимаете, я счастлив! ВЕРЦИНСКИЙ. С чем вас и поздравляю! Только, пожалуйста, меня не трогайте. Рубцы подживать стали и рана не гноится. АЛЕША КАРПОВ. Казимир Каземирович, вы знаете, что такое любовь? ВЕРЦИНСКИЙ. Да вы что, юноша, влюблены, что ли?
(Алеша утвердительно кивает головой.)
…Ну, значит пропали. Юноша, только дурак может любить в настоящее время. АЛЕША КАРПОВ. Казимир Каземирович, да нет… ну, в самом деле, неужели вы не знаете, что такое любовь? ВЕРЦИНСКИЙ. Любовь, или влюбленность, юноша, это различать надо. Вот вы как похудели. Вы в грудь ранены. Смотрите, еще чахотку наживете. АЛЕША КАРПОВ. Ну, влюбленность, не всели равно?
(Присаживается к Верцинскому.)
ВЕРЦИНСКИЙ. Влюбленность, это выписывание на песке вензелей своей возлюбленной, это, юноша, чувство глупое и не достойное мужчины. АЛЕША КАРПОВ. Скажете тоже! Как вам не стыдно Казимир Каземирович. И вовсе вы не такой, вы только так на себя напускаете. ВЕРЦИНСКИЙ. Нет, юноша, локонов от милых девушек никогда не брал. И на сердце в виде амулета не носил, ибо это глупо. АВТОР. Алеша представил себе, сколько радости ему доставил бы локон Татьяны Николаевны, и блаженно улыбнулся. ВЕРЦИНСКИЙ. Вижу, юноша, что вы не согласны. Ну, что делать. Но предупредить вас считаю обязанным, ибо может быть, отчасти благодаря вам, попал в этот образцовый лазарет и на пути к выздоровлению. АЛЕША КАРПОВ. И не благодарны за это ей, нашей Царице, старшей сестре. ВЕРЦИНСКИЙ. Нисколько, юноша. Она обязана это сделать, и она и сотой доли своего долга не отдала мне. АЛЕША КАРПОВ. Обязана? Но почему? За что она обязана? А делать самой операцию надо мною? Возиться над моим телом, ходить за мной, тоже обязана? ВЕРЦИНСКИЙ. Эх, юноша! Вы слыхали, что такое садизм? АЛЕША КАРПОВ. Нет. ВЕРЦИНСКИЙ. Ну ладно. А о половой психопатии, или истерии слыхали? АЛЕША КАРПОВ. Очень мало. ВЕРЦИНСКИЙ. Все они, и старшая сестра и ее дочери в лучшем случае больные женщины – истерички. АЛЕША КАРПОВ. Как вы можете это говорить? ВЕРЦИНСКИЙ. Продукт вырождения, юноша. Вы не смотрите на то, что они телом такие здоровые, сильные, могучие, хотя Татьяна и телом худовата. Это бывает. В здоровом теле есть такой нервный излом и вот от этого-то нервного излома, и идет это все. И лазарет с красивыми офицерами и игры с ними, а более того – Распутин. АВТОР. Это страшное имя было произнесено. Алеша боялся, что с этим грязным именем будет связана та, кого он любит больше жизни. О Распутине он не знал ничего определенного, но так много уже слыхал. Заставить молчать Верцинского, уйти от него он уже не мог. ВЕРЦИНСКИЙ. Ни меня, ни штабс-капитана, вашего соседа, у которого вчера отняли ногу по бедро, а сегодня он умер, сами не оперировали, даже и не глядели на нас. Мы им не интересны. Тут смотрят и оперируют молодых, красивых, которые бьют чувственность, раздражают нервы. Вы куда ранены, в грудь? АЛЕША КАРПОВ. В грудь. ВЕРЦИНСКИЙ. Счастливец! Что же, совсем теперь уйдете из этой мерзости? АЛЕША КАРПОВ. Я вас не понимаю. Куда уйду? ВЕРЦИНСКИЙ. Ну, куда-нибудь в тыл. Командиром поезда или этапа, словом подальше от прелестей войны. АЛЕША КАРПОВ. О нет! Я только немного поправлюсь, и опять в полк. Я рад и не рад, что меня ранили. Рад потому, что это доказательство, что я по настоящему был в бою. Меня с тридцати шагов ранили. Я уже шашку вынул, чтобы рубить. Не рад потому, что пришлось покинуть полк. Может быть надолго. ВЕРЦИНСКИЙ. И, слава Богу, что он вам не надоел! АЛЕША КАРПОВ. Полк? Боже мой. Полк для меня все! Там моя семья. Папу убили в прошлом году на войне, мама в Новочеркасске теперь в лазарете – сестрою. ВЕРЦИНСКИЙ. Вы казак? АЛЕША КАРПОВ. Да, Донской казак. ВЕРЦИНСКИЙ. – А! АВТОР. Верцинский оглядел его любопытными злыми глазами. ВЕРЦИНСКИЙ. На военную службу, значит пошли по личному призванию? АЛЕША КАРПОВ. Да. ВЕРЦИНСКИЙ. Или папа с мамой так воспитали? АЛЕША КАРПОВ. Я не могу представить себе жизнь иначе, как на военной службе. С тех пор, как я себя помню, я носил погоны, шашку и ружье. Первые слова, которые я произнес, были слова команды и первая песня, которую я пропел, была военная казачья песня. А потом корпус, где все было адски лихо, и наша славная школа. ВЕРЦИНСКИЙ. Ваша фамилия? АЛЕША КАРПОВ. Хорунжий Карпов. Мы из тех Карповых, прадед которых в 1812 году… ВЕРЦИНСКИЙ. Простите, мне это не интересно. У нас с вами разные мировоззрения. Вас ваша рана радует, а меня моя,- глубоко оскорбляет нравственно, как величайшая несправедливость. Военную службу я всегда ненавидел и презирал. Военные мне были отвратительны. Я не умею снять штык с винтовки. Меня уважали как ученого и эксплуатировали как репетитора, для командирских детей. Меня уговорили держать для проформы экзамен на прапорщика запаса. Да, юноша, я приобрел это почетное звание и с этим званием попал на войну офицером и помощником ротного командира. Я окончил классическую гимназию с золотой медалью, я пошел на филологический факультет и теперь я преподаватель латинского языка и один из лучших латинистов. Мои произведения о Сенеке переведены на все европейские языки. Я стихами, размером подлинника перевел почти всего Овидия Назона и если бы я кончил эту работу, я стал бы европейски известен. Чувствуете, юноша? Меня полтора года гоняли по полям Галиции, я должен был стрелять по своим братьям чехословакам, я должен был забыть, что я почти профессор латинской литературы и в довершении всего, меня ранили в живот. Скажите, юноша, это справедливо? У меня есть семья, жена и дети. Двое детей, которых я, конечно в погончики не наряжаю и ружей им не дарю. Как, по-вашему, за что я пострадал? Вы мне, право, нравитесь. В вас есть какая-то античная красота во взоре. Может быть, вашими устами и услышу я ту правду, которой нет, я умру, менее страдая от несправедливости. Вот, скажите вы мне, юный и прекрасный, как греческий бог, за что я буду умирать? АЛЕША КАРПОВ. За Веру, Царя и Отечество. ВЕРЦИНСКИЙ. (хохочет) В Бога я не верю. Образованный человек не может верить в Бога. Да, учение Христа очень высокое филосовское учение, но мы знаем философов которые еще глубже брали этот вопрос, нежели Христос. Умирать за Веру? За какую? Православную? Но я крещен в католической вере и не исповедую никакой. Вы сказали за Царя. Но я социал-демократ, почти анархист, я готов убить вашего царя, а не умирать за него сам. Отечество для меня весь мир. Для культурного человека двадцатого века – нет слова Отечество. Это понятие дикарей, это понятие гибнущих стран. Вот ваш современный писатель Горький – он понял, что гордо звучит слово – человек, а не русский, или там поляк. АЛЕША КАРПОВ. Как же вы тогда шли в бой?! ВЕРЦИНСКИЙ. Вот в этом-то юноша, вся трагедия и заключается. Мне хотелось крикнуть солдатам одно: остановитесь безумцы! Куда вы идете? На смерть!? На раны!!? Стойте! Вы боитесь суда, расстрела! Убейте вот их – вот этих офицеров, убейте генералов и по домам! Нет войны. Нам солдатам, она не нужна. Я готов был сказать это. Но пуля в это время меня сразила и я упал.… Да, это дополнение к Распутину, к той страшной
гангренозной язве, которая поразила Императорский Дом накануне его падения. Закон истории не миновать – распутинскую язву видят все, не видите только вы, одурманенный самою глупою болезнью – влюбленностью. АЛЕША КАРПОВ. Кто такой Распутин? ВЕРЦИНСКИЙ. Распутин – любовник истеричной Царицы и купленный императором Вильгельмом негодяй, притворяющийся идиотом Распутин – это альфа и омега надвигающейся русской революции,- ее краеугольный камень и последняя капля, переполняющая чашу русского самодержавия. И поэтому, юноша, чем наглее вы будете действовать, тем больше шансов у вас на успех. Помните одно, на невинность вы не надейтесь. Распутин давно перепортил девочек! АЛЕША КАРПОВ. Как же вы говорите, что Распутин краеугольный камень русской революции!? Вы называете его гнилым мерзавцем.… Но если на этой мерзости и грязи вы построите русскую революцию, то что же она будет представлять из себя, как не ужасную мерзость. И не верю я вам! И ни в какую революцию я не верю! Мы казаки, не допустим этого! ( Алеша ложится на кровать и смотрит в окно)
КАРТИНА IV.
( Алеша на кровати )
АЛЕША КАРПОВ. ( Себе) Это гнусная клевета. Это выдумка этих страшных людей, от которых меня всегда предостерегал отец и воспитатели корпуса, это наглая клевета социалистов. АВТОР. Алеша проснулся. Затекшая голова вспотела и сильно бил в виски пульс. Во всем теле была истома, и не хотелось шевелиться. Хотелось снова закрыть глаза, чтобы продолжался этот волшебный сон.
( Появляется сестра Валентина )
СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Ну, вот вы поправились и вполне оздоровели. Я скажу доктору, и вам разрешат прогулки на воздухе. А там пошлем вас на месяц или на два в санаторию в Крым, и вы будете снова так здоровы, как будто бы вас никто не ранил.
(Сестра Валентина хотела уйти)
АЛЕША КАРПОВ. Сестра Валентина! Сестра Валентина! СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Что, дорогой мой? АЛЕША КАРПОВ. Сестра Валентина, устройте так, чтобы мне отсюда никуда не уезжать. Не нужно Крыма. Я поправлюсь здесь много лучше. А отсюда прямо на фронт и там – умереть. Скажите мне. Сестра Валентина.… Скажите правду. Для меня это так важно,… что такое Распутин? И есть ли хотя что-либо.…Осмелился ли он.…И ее Императорское высочество Великая Княжна Татьяна Николаевна… СЕСТРА ВАЛЕТИНА. Как вам не стыдно, Карпов? Верить этой гнусной клевете. Эти прекрасные девушки, отдавшие свою молодость работе по уходу за ранеными, чистые как первый снег. Они ненавидят Распутина, и Распутин никогда к ним не приближается. Да и вообще все то, что рассказывают про Распутина и его влияние на старшую сестру, неправда. Распутин застращал ее своим колдовством и влиянием на здоровье наследника. Старшая сестра больна от этого. Ее пожалеть надо. Вы, офицеры, должны всеми силами бороться с этой страшной клеветой, пущенной нарочно врагами России, чтобы свалить и уничтожить Россию, Карпов! Вот идет она. Посмотрите в ее чистые, честные, прекрасные глаза, неужели вы можете поверить, что эти глаза могут лгать? К вам идет девушка, полная святой чистоты и прекрасной христианской любви к ближнему. Ее можно только боготворить! АЛЕША КАРПОВ. Я обожаю ее!
(К постели Алеши подходит Татьяна Николаевна.)
СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Татьяна Николаевна! Мы с Карповым только что говорили о вас. У вас еще новый поклонник. Вы покоряете сердца нашей армии. АЛЕША КАРПОВ. Умереть за вас, Ваше Императорское Высочество, вот что было бы величайшее счастье для меня! СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Карпов совсем молодцом, Татьяна Николаевна. У вас легкая рука. Все ваши раненые быстро поправляются. Вот и Карпову мы сегодня устроим ванну, и если врач позволит и рана не откроется, завтра мы разрешим ему прогулки и переведем в отделение для выздоравливающих. Благодарите Сестру Татьяну, Карпов. Ваше положение перед операцией мы считали почти безнадежным. Сердце было так близко, а нагноение остановить казалось невозможным. АЛЕША КАРПОВ. Я не знаю, как мне благодарить. Что я могу? Я могу только умереть за вас сестра Татьяна. Я умру в бою за вас. АВТОР. Он смотрел на Татьяну Николаевну такими влюбленными глазами, что Татьяна Николаевна смутилась. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Как ужасно умер Никольский. Все не хотел, чтобы ему ногу отнимали. И вот видно поздно было. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Что делать, Татьяна Николаевна, неисповедимы пути Господни. Видно Богу так угодно. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Говорят прекрасный офицер. Отличный батарейный командир. Осталась семья. Мы были на панихиде. У него красавица жена и трое малюток детей. Лейте же ваш чай Карпов, мы вам мешаем. Я вам намажу масло на хлеб, хорошо? АВТОР. Белые пальцы ловко намазали булку маслом. Алеша приподнялся, и стыдливо прикрывая свою грудь и шею одеялом, начал есть эту булку как какой-то священный хлеб. СЕСТРА ТАТЬЯНА. (Поправляя цветы.) Вянут мои хризантемы, ну ничего, я вам принесу новых. Как хорошо, что вас скоро переведут в палату для выздоравливающих. Там гораздо веселее. Ольга будет играть на фортепьяно, мы будем играть в рубль. Вы знает эту игру, Карпов? АЛЕША КАРПОВ. Нет, я не знаю. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Это просто. Я вас научу… АВТОР. Да, все клевета. Это … работа бесов-разрушителей России, работа, не останавливающаяся ни перед чем, даже перед этой невинной красотой. Татьяна Николаевна казалась еще прекраснее, еще дороже. Точно он потерял ее и теперь нашел снова, царевна сказки снова была с ним. Разговор с Верцинским был чудовищный кошмар, и Верцинского он ненавидел теперь всеми силами своей души. Татьяна Николаевна сидела против него и ласково болтала и слушала рассказы Алеши про полк, про знамя, про казаков, про то, как страшно идти в головном разъезде и напряженно ждать глухого стука выстрела и свиста пули. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Простите Татьяна Николаевна. Я пойду. Надо принести и приготовить белье из прачечной. Сегодня ожидается поезд с раненными юго-западного фронта. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Я пойду с вами. До свидания Карпов. Будьте умницей. Знайте, что вы мне дороги.
(Верцинский проснулся.)
АВТОР. Татьяна Николаевна прошла мимо, даже не посмотрев на Верцинского. Она догадывалась о той злобе и непримиримой ненависти, которая была к ней в этом человеке. Кивнула Алеше головкой и демонстративно гордо прошла мимо постели Верцинского.
КАРТИНА V.
АВТОР. В просторной столовой отделения для выздоравливающих санитар Сергей Александрович читает свои стихи. В багровом зареве закат шипуч и пенен, Березки белые горят в своих венцах, Приветствует мой стих младых Царевен И кротость юную в их ласковых сердцах Где тени бледные и горестные муки, Они тому, кто шел страдать за нас, Протягивают Царственные руки, Благословляя их к грядущей жизни час. На ложе белом, в ярком блеске света, Рыдает тот, чью жизнь хотят вернуть… И вздрагивают стены лазарета От жалости, что им сжимает грудь. Все ближе тянет их рукой неодолимой Туда, где скорбь кладет печать на лбу. О, помолись, святая Магдалина, За их судьбу. Заканчивает читать. Санитары и раненые бурно аплодируют. ВХОДЯЩИЙ В КОМНАТУ ОФИЦЕР – Сергей Александрович срочно к тяжелому больному.(Публика продолжает аплодировать). СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ – Благодарю вас господа (уходит) АВТОР - В углу Карпов сидел с сестрой Ритой Дурново. К сестре Рите его влекло одинаковое страстное чувство обожания ко всей царской семье. РИТА ДУРНОВО. Наш родной прадед был Суворов. У нас у всех, у моих сестер и братьев над постелями висит последнее завещание Суворова: «Сие завещаю вам: - беспредельную преданность Государю Императору и готовность умереть за Царя и Родину». АЛЕША КАРПОВ. Да, выше этого ничего нет. Знайте, сестра Рита, что я давно таю в себе страстное желание умереть на войне. В меня поймете, сестра Валентина тоже понимает…. Вы услышите скоро, что я убит. Тогда скажите Татьяне Николаевне, что это я для нее убит. РИТА ДУРНОВО. Вы влюблены в нее, как я вас понимаю, Алексей Павлович! Правда, в нее нельзя не влюбиться именно так, чтобы не умереть за нее. Ведь она сама греза. Вы знаете, что я посвятила всю себя им. Для меня нет ничего выше, ничего лучше, как им служить. Что бы ни было, я останусь им верна. Я никогда и нигде их не покину, хотя бы это мне стоило жизни. АЛЕША КАРПОВ. А разве что-нибудь грозит им? РИТА ДУРНОВО. Ах, не знаю, не знаю. Но говорят…. И временами так страшно становится от этих разговоров. Скажите, Алексей Павлович, вы уверены в верности своих казаков? АЛЕША КАРПОВ. О, да! Вы знаете, сестра Рита, что наш казак и солдат, сколько я понимаю, сам ничего худого не сделает. Нужны вожаки. Его может повести на хорошее или худое только интеллигенция, только офицеры. РИТА ДУРНОВО. Как офицеры? Я наблюдаю их здесь, в лазарете, кроме того у меня шесть братьев. Знаете, Алексей Павлович, страшно становится. Все лучшее погибло на полях Пруссии и Галиции, во имя спасения Франции. Вот неделю тому назад мы хоронили штабс-капитана Никольского. Какой это был офицер! И сколько таких мы схоронили. У меня брат офицер лейб-гвардии егерского полка, - он мне говорил, что не узнает полка. Восемьдесят процентов новых людей, прапорщики ускоренных выпусков из студентов и гимназистов, люди совершенно не имеющие гвардейских традиций. И так везде! Здесь стоят запасные батальоны гвардии. Я вижу офицеров, - я молода, неопытна, но я вижу, что это не то. Как позволяют они себе говорить, про священную особу Государя, как ведут себя в вагонах железной дороги и в трамваях. Я гляжу, и мне страшно. А что, если это начало конца? О, никогда, никогда, чтобы ни случилось, я их не покину. Мой прадед, завещал мне беспредельную преданность и с нею я умру. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Рита, - что вы так шепчетесь с Карповым?
(Сели за стол.)
…Карпов, сюда.
(Он сел рядом с ней.)
АВТОР. У всех играющих руки были под столом. Один молодой поручик гвардейского пехотного полка, раненый в руку и уже совершенно оправившийся, внимательно следил за лицами и за движениями плеч играющих, стараясь угадать, у кого из них в руках остановился серебряный рубль. Сидевшие за столом нарочно толкали друг друга, перешептывались, делая вид, что стараются незаметно передать рубль через соседа, чтобы ввести в заблуждение отгадчика… ОТГАДЧИК. Карпов, у вас?
(Карпов показал пустые ладони.)
…Карпов знал, что рубль давно находится в мягких и нежных пальчиках Татьяны Николаевны и что по молчаливому соглашению между ними, он никуда дальше не пойдет. АЛЕША КАРПОВ. Татьяна Николаевна, ради Бога, никому не передавайте рубля, отдайте его мне навсегда, на память, и кончите игру. ОТГАДЧИК. Каппель, ну у вас? СЕСТРА ТАТЬЯНА. Господа, господа, давайте лучше играть в отгадывание мыслей, - и говоря это, она еще раз сжала руку Алеши, и оставила в ней горячий рубль.
КАРТИНА VI/
АВТОР. Полтора месяца были для Алеши горение на медленном огне. Ежедневные встречи, милые недомолвки, ласки взглядом, пожатием руки, маленьким подарком, то цветов, то конфет, то книги. То она расскажет ему про свои шалости с Алексеем, которого все сестры боготворили, или про то, как в недавнюю поездку Анастасия Николаевна забралась в вагоне на сетку для багажа, укуталась пледом, взяла пузырек с водою и капала из него на голову старому генерал-адъютанту, к великому смущению ее, Ольги и Марии; то он станет рассказывать ей про казаков, про жизнь в станице, про Новочеркасск. Казаки в его описании выходили идеальными людьми, сказочными героями, чудо-богатырями. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Как я рада, что они такие, а то говорят, что они плохо сражаются и много грабят. АВТОР. Однажды он напомнил ей, про «чудный день 23 сентября». СЕСТРА ТАТЬЯНА. Да что было? АЛЕША КАРПОВ. Я был так счастлив тогда. Я думал, что умру от счастья. Вы поцеловали меня тогда. ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА. Ах, да! Мне было, тогда так жалко вас. АЛЕША КАРПОВ. Я поклялся в тот день, что я умру за вас. АВТОР. Татьяна Николаевна подумала, что на войне офицеры должны умирать, без этого не будет победы. Она серьезно посмотрела на Алешу. Ей стало жалко его. Но это его дол, подумала она и для него это счастье – умереть за Родину. ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА. Старайтесь не думать об этом. Вы хороший, Карпов. Я хочу, чтобы вы всегда были хорошим. Любите меня. Мне сладко и хорошо сознавать, что такие люди как вы любят меня. Но не думайте о глупостях. Поцелуй – это глупости. Этого не надо. Но помните о 23 сентября. Всегда помните. Может быть, вам станет когда-либо очень трудно, вы вспомните о том, что я люблю вас, что я молюсь за вас, и вам станет легко. АВТОР. Алеша знал теперь то, что он сделал под Железницей, уже не казалось ему геройством. Он сделает теперь большее, он явится к ней с орденом Святого Георгия, явится истинным героем, и ставши на колени перед Государем, будет просить руки его дочери, на правах народного героя. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Карпов, сестра Татьяна желает вас видеть, пройдите в приемную.
(Идут с сестрой Валентиной в приемную.)
СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Вот он наш беглец. Все на фронт, на фронт, и не подлечился как следует.
(Сестра Валентина уходит.)
СЕСТРА ТАТЬЯНА. Я хотела попрощаться с вами, мама приказала передать вам ее благословение. Сама она не может принять вас. Она посылает вам этот крестик и Евангелие.
(Надевает на него крестик, кладет ему руки на плечи.) СЕСТРА ТАТЬЯНА. Прощайте, Карпов. Да хранит вас Бог!
(Крепко целует в губы, Целуются, Когда поцелуй закончился, оба пугаются своего первого поцелуя в жизни.)
СЕСТРА ТАТЬЯНА. Не забывайте меня.
(Протягивает ему колечко.)
СЕСТРА ТАТЬЯНА. Прочтите. АЛЕША КАРПОВ. (Читает.) Сестра Татьяна 23 сентября 1915 год. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Дайте я надену,
(Надевает кольцо, крепко пожимает руку Алеше.)
СЕСТРА ТАТЬЯНА. Прощайте!
(Уходит, Алеша остается один.)
КАРТИНА VII.
ГЕНЕРАЛ САБЛИН. У вас что? ШАПОВАЛОВ. Ротмистру Михайличенко Анна второй степени с мечами вышла за Железницкий бой, и хорунжему Карпову Георгиевское оружие присудили. Третьего дня из штаба армии прислали. А тут ваша телеграмма подошла, что вы обратно едете. Начальник штаба приказал вас обождать. На завтра к трем часам их вызывают… ПОЛКОВНИК СЕМЕНОВ. (Входя и перебивая Шаповалова.) Вы не рассердитесь, Ваше Превосходительство, что я на сегодня вызвал награждаемых орденами и георгиевских кавалеров? Может быть, вы устали с дороги и вам хотелось бы отдохнуть? ГЕНЕРАЛ САБЛИН. Пустяки, какие. Варлам Николаевич, съездим с вами верхом к корпусному командиру, а к часу, я думаю и обратно. Успею отдохнуть. ПОЛКОВНИК СЕМЕНОВ. Какое? Такие жмоты в штабе армии! Только маленький крестики темляк. А ведь, поди, деньги на всю шашку выписали. Мошенство! ГЕН. САБЛИН. Экая досада. Мне так хотелось дать ему хорошую шашку, с клинком хорошим, чтобы память осталась. Потом он сыну, а тот внуку передал бы. И отец был отличный офицер. К Георгиевскому кресту был представлен, да не дождался, бедняга, на Ниде убит. СЕМЕНОВ. Дело поправимое. Если, Ваше Превосходительство, разрешите произвести маленькие денапсы. ГЕН. САБЛИН. А как? Хотелось бы сегодня. СЕМЕНОВ. Я достану. Тут в штабе Кубанского полка, верстах в двадцати отсюда, на прошлой неделе, продавали вещи убитого есаула и в том числе отличную кавказскую шашку. Настоящая гурда. Клинок каемный, с золотой турецкой надписью, отделана – загляденье! Серебро с золотом и чернью. Простота и художественность рисунка удивительные. Назначили цену триста рублей. Сами знаете, такие деньги не всякий осилит. Шашка осталась непроданной. Разрешите послать ваш автомобиль, а деньги мы как-нибудь из хозяйственных сумм выведем. ГЕН. САБЛИН. Зачем так? (Доставая бумажник) Порадовать молодого, достойного офицера, мне доставит громадное удовольствие. Я плачу. Вы только постарайтесь мне и беленький крестик в нее вставить. СЕМЕНОВ. Будет сделано! Шофер Петров отличный слесарь. К трем часам так сделаем, у Александры Петровны бархатную подушку с ее диванчика попросим и на подушке преподнесем. ГЕН. САБЛИН. Спасибо Варлам Николаевич. Так постарайтесь. СЕМЕНОВ. Будет исполнено, Ваше Превосходительство!
КАРТИНА VIII.
ГЕН. САБЛИН. (Перед строем.) Герои Железницы! Именем Государя Императора поздравляю вас Георгиевскими кавалерами. СТРОЙ. Покорнейше благодарим, Ваше Превосходительство! ГЕН. САБЛИН. Носите эти кресты с честью! Помните, что этот крест Святого Великомученика Георгия, обязывает вас и в бою, и в мирной жизни вести себя так, как надлежит вести Георгиевскому кавалеру. Вы должны быть образцом для других людей своего взвода храбрости и честного исполнения долга, перед Царем и Родиной. И когда придете вы в родные села и деревни, каждый и там будет смотреть на вас, как на кавалера и вы должны вести себя честно, быть трезвыми и разумными работниками на счастье России и на радость нашему великому Царю. СТРОЙ. Постараемся, Ваше Превосходительство! ГЕН. САБЛИН. Хорунжий Карпов!
(Карпов подходит к Саблину из строя)
ГЕН. САБЛИН. Именем Государя Императора и по постановлению Георгиевской думы, я счастлив, хорунжий Карпов, передать вам это оружие храбрых. Пусть из рода в род передается оно у вас, как память о вашем славном подвиге. КАРПОВ. Рад стараться, Ваше Превосходительство! ГЕН. САБЛИН. (Шепотом.) Хотите, я пошлю ей телеграмму? КАРПОВ. Кому? ГЕН. САБЛИН. Татьяне Николаевне. КАРПОВ. О, да, если можно. ГЕН. САБЛИН. Ну, конечно же, вы напишете письмо.
(Ординарец надевает на Карпова новую шашку, снимая с него старую, под гимн «Боже Царя храни».)
КАРТИНА IX.
СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Татьяна Николаевна, вам письмо. СЕСТРА ТАТЬЯНА. От кого? СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. От Саблина. Не ожидали? СЕСТРА ТАТЬЯНА. Да ведь он герой, Валентина Ивановна, опять атаковал в конном строю, и тяжелые пушки взял. Давайте прочтем вместе.
(Откуда-то за спиной появляется генерал Саблин.)
САБЛИН. Этот юноша, горя беспредельной преданностью к Августейшему Родителю Вашему и нежностью, преисполненной благодарности любовью к вам, Ваше Императорское Высочество, за ваше полное самопожертвование, и ухаживание за ним в лазарете Ее Величества, решил отдать жизнь свою ради вас. Посланный мною на штурм, он просил передать вам Татьяна Николаевна, что он счастлив, умереть за вас с вашим именем на устах. Он убит пятью пулями, когда первый бросился на неприятельские укрепления. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Вы знаете, генерал Саблин пишет, что Карпов убит. Карпов, который лежал в нашем лазарете, умер героем за меня. Я не помню совсем этого Карпова. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Ну, разве? С маленькими черными усами. Он писал вам великим постом, что получил Георгиевское оружие. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Ах, тот! Зайчик! Я его зайчиком прозвала. Такой он был робкий и славный. Точно и правда пушистенький. Я ему колечко подарила, а мама Евангелие. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Я его отлично помню. Совсем еще юноша, чистый, как ребенок. Он так был предан Вам и Государю. СЕСТРА ТАТЬЯНА. Вы не помните его имени, сестра Валентина, я хочу записать его в свое поминание. СЕСТРА ВАЛЕНТИНА. Алексей.
(Встала со стула и вышла из комнаты.)
СЕСТРА ТАТЬЯНА. (Выбегая из приемной.) Надо это письмо показать маме, Ольге, Марии с Настасьей! Офицеры так умирают за нас. Они верноподданные!
- Государь Николай Александрович, - унтер-офицер Шаповалов, - санитар Сергей Александрович(Есенин).
Господа,ждем Ваших предложений! Напоминаю,репетиции раз в неделю по четвергам вечером, адрес в сообщениях выше,распечаткой текста все участники обеспечиваются немедленно.
Михаилу Георгиевичу. Все должно соответствовать времени. Надо в качестве музыкального сопровождения использовать не современную музыку (при всем уважении к Талькову) а марши и песни Первой Мировой, лучше в подлинных записях. благо их найти теперь очень просто
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 14
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Лучше бы включились в проект, тем более,что у вас есть актерский опыт!
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума